Иберы. Великие оружейники железного века.
Антонио Аррибас. ИБЕРЫ. ВЕЛИКИЕ ОРУЖЕЙНИКИ ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА.
Древние тексты позволяют нам выделить группу народов, живших вдоль побережья между Роной и Геркулесовыми столбами и известных под общим названием «иберы». Этот термин имеет скорее географический, чем этнический смысл. По данным письменных источников, внутренние территории были заселены кельтскими варварскими племенами.
Археология и сопряженные с ней науки — эпиграфика, филология и нумизматика — дают основание определить иберов во времени и пространстве.
Чтобы понять особенности этих народов и проследить их распространение во втором периоде железного века (когда они уже находились в контакте с греческими и финикийскими колониями), следует помнить о том, что территории, на которых они проживали, сильно различались по рельефу, климату и экологии. По этой причине логично рассматривать иберийские поселения не в целом, а в связи с конкретными регионами — Каталонией, долиной Эбро, Испанским Левантом (под этим названием известна восточная часть Иберийского полуострова), Юго-Востоком, Верхней и Нижней Андалузией. Это подразделение также соответствует разнообразию этнических и культурных черт иберийских народов и полезно для изучения различных фаз существования поселений в этих районах полуострова.
Сочетание многообразия местных культурных традиций с элементами, привнесенными колонизацией, дает нам более или менее целостную картину образа жизни иберов, их социальной, политической и экономической организации в Каталонии, Испанском Леванте, Юго-Востоке и Андалузии. Система городского сообщества и его управления варьируется в зависимости от каждого региона. В Андалузии доминируют города. В Испанском Леванте и на Юго-Востоке местные центры находятся под влиянием колониальных поселений и группируются вокруг них. В районах долины Эбро и Каталонии города избавлены от заметного колониального влияния.
Военное искусство и типология оружия единообразны для всех народов Иберийского региона, однако эти факторы еще не являются достаточным основанием, чтобы выделить иберов из среды остального населения полуострова.
По этой причине также невозможно выделить истинно иберийскую культуру, хотя у средиземноморских и южных народов Иберии все-таки можно определить наличие культурных развлечений. Эти локализованные индивидуальные культуры совпадают с географическими районами и местными особенностями.
Также невозможно выделить главные тенденции в области религиозных верований и похоронных ритуалов. Обычай кремации отнюдь не исключительная прерогатива иберов, поскольку его также практиковали греки и кельты. Значительное различие существует в религиях, верованиях и ритуалах народов юга, Испанского Леванта и Каталонии.
Что касается искусства, то во множестве местных стилей можно заметить общие характерные черты. Это заставляет думать о существовании независимых школ, демонстрирующих различные местные подходы к роли народов Восточного Средиземноморья.
И наконец, классические корни иберийского искусства и единообразие алфавита и языка являются единственными критериями, позволяющими использовать термин «иберийские народы». Однако здесь также необходимо отличать тартессийцев (турдетанов) юга от иберов остальной прибрежной части Иберии.
ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ.
Глава 1. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ИБЕРОВ.
РАННИЕ ИСТОЧНИКИ ОБ ИБЕРАХ.
На самом западе классического средиземноморского мира греческие поселения были сосредоточены у Гадеса, обиталища бога Диса. Вдоль южного побережья Франции и на Иберийском полуострове, между рекой Роной и Геркулесовыми столбами, в железном веке проживал народ, создавший культуру, которую мы называем иберийской.
Греческие мореплаватели в начале первого тысячелетия установили контакты с этим народом, и их рассказы, соединившие в себе правду и легенды, стали средиземноморским фольклором.
Начиная с V века до н. э. древние источники уже содержат сведения о самом полуострове и населявших его народах. Именно тогда впервые встречаются названия «иберы» и «Иберия».
Страбон отмечает, что, согласно древним источникам, «Иберия» занимала зону между Роной и «перешейком», а Скимн называет Иберию регионом, где фокейцы основали два торговых поселения — Агде и Родануссия.
Авиен объединяет под общим названием «иберы» все народности, проживавшие на побережье между реками Хукар и Орано (по всей видимости, Рона). Автор «Массилиотской навигационной книги» упоминает о некоторых народах, составивших часть Тартесской конфедерации, — цильбицены, массивны, гимнеты, этманеи и илеаты.
По мнению Гекатея, Иберия — это общее название, применяемое к западным областям, хотя названия «иберы» и «тартессийцы» взаимозаменяемы.
До времен Полибия летописцы называли полуостров «Иберией», а обитателей побережья «иберами». Во внутренних землях проживали варварские племена. Поэтому проще сделать географические, чем этнические разграничения (как признал впоследствии Страбон), и историки не утруждают себя подразделением различных племен полуострова.
Когда речь заходит об иберах, древние писатели уделяют особое внимание их связям с другими народами, о которых упоминается в текстах: сиканами и лигурами. Авиен помещает сиканов вдоль реки Хукар. Они связны с одноименным народом, который, по словам Гекатея, Филиста, Эфора и других, прибыл на Сицилию после того, как был изгнан лигурами со своей земли. Присутствие лигуров на полуострове (по тем же источникам) всегда обосновывалось с филологической точки зрения, но не имело археологического подтверждения. По этой причине мнение современных ученых склоняется в пользу теории о том, что разграничительной линией между сиканами и лигурами была Рона, но ни один из этих народов не достиг полуострова.
ИБЕРИЙСКАЯ ПРОБЛЕМА.
Научным исследованиям иберов положил начало интерес, проявленный антикварами в XVIII веке к происхождению языка басков. Позднее, в 1821 году, Александр фон Хюмбольдт выдвинул гипотезу о том, что баски произошли от иберов.
В течение второй половины XIX века, вплоть до 1893 года, когда Хюбнер опубликовал свою работу «Monumenta Linguae Ibericae», филологические элементы иберийской проблемы основывались на географических исследованиях. Примерно в это же время нумизматы определили способы чеканки иберийских монет, оценили их стоимость и начали серьезное исследование этого вопроса.
В 1905 году Валлернагель положил начало применению лингвистики к топонимике, а в 1909 году Камилле Жюллиан изучил «Periplus» Авиена именно с этой точки зрения и определил проблему лигуров в Иберии.
В 1909 году Филлипон, воспользовавшись идеями Жюллиана и д’Арбуа де Жубенвилля, предпринял первую попытку изучения возможного существования докельтской лигурийской группы, а также доиберийской группы в Западной Европе.
На самом полуострове Лейте де Васконсельос выдвинул теорию (главным продолжателем которой стал Адольф Шультен) африканского происхождения иберов, которая в то же время объясняла происхождение басков.
Все это основывалось на данных лингвистики и этнологии. Однако в начале нынешнего века в решение иберийской проблемы вмешалась археология.
АРХЕОЛОГИЯ И ИБЕРИЙСКАЯ ПРОБЛЕМА.
Находка Дамы де Эльче (Дамы из Эльче) в 1897 году была столь сенсационной, что послужила началом раскопок Энгеля и Пьера Пари в крепости Осуна (Севилья). В это же время Х.Р. Мелида откопал скульптурную группу в Серро-де-лос-Сантос (Альбасете). Эти события, а также раскопки Джорджа Бонсора в районе Гвадалквивира, между Майреной и Кармоной (провинция Севилья), обнаружение Маравером кладбища в Альмединилье (провинция Кордова) и находка Луи Сире в Вильярикосе (провинция Альмерия) позволили Пьеру Пари обосновать иберийскую проблему с археологической точки зрения.
Однако именно Шультену удалось установить систематическую хронологию письменных источников и представить этнологический синтез проблемы. Он выявил местное лигурийское население, к которому примешались иберы из Африки и кельты из Центральной и Западной Европы. Все это и сформировало кельтиберийский комплекс, в котором доминировал иберийский компонент.
По мнению Шультена, группа захоронений, раскопанная маркизом де Серральбо в Месете, должна быть отнесена к кельтиберам, поскольку эти могильники расположены именно в той местности, которая должна была принадлежать этому народу. Однако, поскольку типология находок датировалась докельтиберийским периодом, а именно 3 веком до н. э., Шультен был вынужден назвать их кельтами или иберами. В предположительно «иберийской» Нуман-ции, центре антиримского сопротивления в Месете, подобных артефактов не обнаружено. Постулат о том, что кельты предшествовали иберам в Кастильской Месете, основан именно на этом неправильном предположении.
Б. Тарасена доказал, что гипотеза Шультена неправильна, обнаружив, что иберийский элемент довольно редко встречается в керамике Нуманции, и объяснил это торговыми контактами. Помимо этого, в слоях возле Нуманции он выявил стратиграфию, характерную для такого города.
ЭТНОЛОГИЧЕСКИЙ СИНТЕЗ БОСКА ЖИМПЕРЫ.
Между 1916-м и 1936 годами полевые работы продолжались. К этому периоду относятся раскопки кладбища в Кольядо-де-лос-Хардинес (провинция Хаэн) и в других поселениях Льяно-де-ла-Консоласьон (провинция Альбасете), а также святилищ в Ла-Лус (провинция Мурсия) и в Ла-Серрета-де-Алькой (провинция Аликанте). Эта работа, проводившаяся в Андалузии и на Юго-Востоке, привела к открытию двух наиболее интересных захоронений: Тухья (Пеаль-де-Бесерро, провинция Хаэн) и Тутухи (Галера, провинция Гранада).
В то же время в Каталонском регионе Институт каталонских исследований контролировал работу школы, руководимой профессором Педро Боском Жимперой. Полевые работы проводились в районе между городами на каталонском побережье и городами внутренних территорий Нижнего Арагона.
Были изучены и составлены планы многочисленных городов долины Роны. Установлены типологические характеристики находок, подтверждающих контакты между этой зоной и Нуманцией. Среди этих городов прежде всего следует назвать Сан-Антонио-де-Каласейте, Сан-Кристобаль-де-Масалеон, Лес-Эскодинес и Пьюро-дель-Барранк-Фондо, различные стадии развития которых еще требуют фундаментального исследования. В 1932 году Боек Жимпера опубликовал свою работу «Этнология Иберийского полуострова». Это было глубокое исследование живших там примитивных народов, основанное на синтезе изучения археологического материала, и типологических находок в соответствии с древними текстами.
По мнению Боска, исторический иберийский народ появился от слияния двух местных элементов — «капсийского» и «пиренейского». К этому следует добавить один новый, но доминирующий элемент, иберо-сахарский, который в некоторых районах переплетается с кельтским. В строгом смысле иберийская культура, имеющая древние корни, испытывала заметное влияние через контакты с народами-колонизаторами. Ученые не считают, что у иберов-сахарцев («хамиты», пришедшие из Северной Африки) было достаточно местных талантов для развития иберийского искусства и культуры.
Иберы, как таковые, должны были занимать весь Испанский Левант, долину Эбро и распространиться через Каталонию на Южную Францию. Одно из направлений этого движения должно было достигнуть севера и центра полуострова. Кроме этого, Боек признает, что «тартессийцы» прошли весьма локализированную эволюцию, стимулом которой были местные народности Андалузии.
Метод синтеза Боска Жимперы нашел большое количество последователей в Португалии, среди которых нужно упомянуть Мендеса Корреа. Профессор Мануэль Гомес Морено из Мадрида в 1925 году завершил свои длительные исследования детальным описанием иберийского алфавита, выдвинул свою гипотезу, которая в целом соответствует идеям Боска Жимперы.
Синтез Боска Жимперы стал возможен благодаря сотрудничеству в областях антропологии и лингвистики. Антрополог Арансади установил в 1915 году оригинальный дуализм басков и иберов. Такую же параллель между басками и лигурами усматривают такие лингвисты, как Менендес Пидаль (1918 г.), Мейер-Любке и X. Шухардт (1925 г.).
ПОСЛЕДНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ИБЕРИЙСКОЙ ПРОБЛЕМЫ.
Новый важный период этих исследований начался в 1939 году. Затем последовали раскопки найденных в период 1920–1936 годов иберийских городов в Испанском Леванте, таких, как Лирия, Ковальта, Ла-Бастида-де-Мо-хенте и Рочина. Была исследована стратиграфия города Арчены (провинция Мурсия). Начаты систематические раскопки захоронения и святилища Эль-Сигарралехо (Мула, провинция Мурсия), а также возобновлена работа на кладбище Эль-Кабесико-дель-Тесоро-де-Вердолай.
В 1941 году произошло еще одно весьма важное событие: Лувр вернул Даму де Эльче и скульптурную группу из Осуны. Изучение этих находок, а также раскопки в Испанском Леванте и на Юго-Востоке позволили профессору А. Гарсия Бельидо предположить более позднюю датировку иберийского, а на последних стадиях римского искусства.
Эти революционные теории вызвали скептицизм со стороны испанских археологов, поскольку названная ученым поздняя дата возникновения иберийского искусства выявила целую серию явно неразрешимых проблем. Например, существует несколько текстов, написанных с помощью иберийского алфавита, которые можно прочитать, но нельзя перевести. В этой ситуации невозможно было логически интерпретировать «Periplus» Авиена. Хронологическая последовательность системы Боска была весьма уязвимой из-за явных стратиграфических пробелов. И наконец, мощные аргументы Гарсия Бельидо в пользу более позднего времени становления иберийского искусства не могли решить проблему его происхождения. Многие скульптуры Андалузии и Юго-Востока явно связаны с греческим миром архаического периода. Аналогичным образом для расписной иберийской керамики характерны субгеометрические и геометрические модели. И все же нет никаких аргументов в пользу более раннего датирования.
С другой стороны, ход исследований кельтской культуры склонил испанских археологов уделить более пристальное внимание этой цивилизации, проигнорировав иберийскую культуру, которая осталась предметом местных исследований. Другим мощным фактором, сформировавшим такое положение, стали значительные достижения в изучении кельтской и индоевропейской филологии, начатые работами Покорни в 1936-м и 1938 годах.
Подойдя к проблеме с лингвистической точки зрения, Покорни определил различные фазы индоевропейского проникновения на Иберийский полуостров. Первыми там появились иллирийцы, затем последовали две волны кельтов, гойделов и бриттов. В 1939–1940 годах Менендес Пидаль приравнял иллирийцев Покорни к амбронам, или амбро-лигурийским кельтам, уже частично европеизированным. Вслед за этим Мартинес Санта Олалья назвал даты этих событий (без какого-либо документального подтверждения), поместив гойдельское нашествие в 650-й, а бриттское — в 250 год до н. э. Мартин Альмагро повторил работу своих предшественников и поспешил реанимировать классификацию Боска Жимперы.
Значительный прогресс (благодаря работам Уленбека и Товара) в разработке индоевропейской филологии на полуострове завершил формирование баско-иберийского тезиса. В результате апологеты иберов оказались в тупике, пытаясь объяснить иберов посредством басков. Несмотря на определенные научные достижения, не появилось никаких новых аргументов, способных решить иберийскую проблему.
Между тем археологические раскопки в святилище и на кладбище Эль-Сигарралехо, а также на кладбищах Вердолая и Ла-Ойя-де-Санта-Ана (последнее в провинции Альбасете) позволяют определить хронологию скульптур и керамики Юго-Востока. В Лос-Кастельонес-де-Сеаль (провинция Хаэн) установлено, что кельтские захоронения находятся ниже иберийских. Некоторые раскопы в Ампурьясе, в Ульястрете (провинция Жерона), проводимые с 1952 года, находки, зарегистрированные в Кайла-де-Майяк и Ансерюне (Франция), а также опубликование работы о городах Испанского Леванта, таких, как Ла-Бастида-де-Мохенте, дали основания для определения хронологии иберийского мира.
Этому также способствовали раскопки в кельтских городах Кортес-де-Наварра и Кабесо-де-Монлеон-де-Каспе (провинция Сарагоса). Хотя иберы и не занимали эти города, в некоторых из них есть уровни поселений, соответствующие иберийской культуре. Они также ясно прослеживаются в Ла-Педрера-де-Балагер (провинция Лерида) и подсказывают направления, по которым следует исследовать проблему происхождения иберийских городов в долине Эбро.
Каро Бароха начал детальное изучение политических, социальных и экономических устоев жизни иберов, а Х.М. Бласкес углубился в изучение религиозных верований народа.
Детальным изучением иберийской нумизматики занимались Наваскуэс, П. и А. Бельтран, Ф. Матеу и X. Химено. Филологи мудро ограничились разработкой изоглоссарных карт, с помощью которых можно определить сходство и различия в иберийском алфавите данного региона.
По всему Западному Средиземноморью прослеживается распространение иберийской керамики, а контакты этого народа с другими культурами подсказывают хронологические параллели. В этой связи очень интересны находки различных финикийских поселений в Северной Африке и выявление новых типов керамики, указывающих на масштабы проникновения с Востока.
Последующие годы продемонстрировали растущий интерес к проблеме Тартесса. Начатые Шультеном поиски мистического города, чье название и известность отражены в древних текстах, похоже, сошли на нет. Однако сегодня Тартесс снова привлекает внимание своим характерным искусством, отличным от истинно иберийского. В 1955 году профессор Гарсия Бельидо объявил о находке в Андалузии серии предположительно финикийских бронзовых ойнохой (сосудов для жидкости разного рода) местного происхождения. Бланко, изучив способы изготовления некоторых андалузских украшений, пришел к тому же выводу. Эту точку зрения разделяли и профессора Малюке и Кукан. Таким образом, укрепилось мнение о существовании города или территории, достаточно богатой и развитой для появления таких произведений искусства. Такой центр, на стыке восточного и кельтского влияния, открытый для всех, явно должен был находиться в районе Тартесса — основного центра всех находок. Эта идея близка сердцу испанских археологов, а попытка найти археологическое подтверждение древним текстам является захватывающей темологической задачей.
Глава 2 ЗЕМЛЯ.
ФИЗИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ.
Плоскогорье Кастильская Месета является центром Иберийского полуострова и составляет три четверти его территории. Ландшафт Месеты, основанный на глинах и мергеле, состоит из горизонтальных равнин, кое-где перемежающихся с остаточными холмами. С востока на запад ее пересекают горы, разделяющие долины великих рек Дуэро, Тахо и Гвадиана. На севере Месета достигает средней высоты 600–800 метров в противоположность южному низкому плато, которое нигде не превышает 400 метров над уровнем моря.
Топография Иберийского полуострова отличается от провинции к провинции. На юге плодородные долины соседствуют с бесплодными скалами. Запасы воды в этих местах ограничены. Центральные равнины засушливы — с сильной жарой летом и трескучими морозами зимой. Северный регион, ближе к Пиренеям, покрыт густыми лесами, по большей части вечнозелеными.
После многих веков культивирования земли более 16 % (примерно 16 миллионов акров) Иберийского полуострова почти первозданны, обрабатывается только около одной трети земли (примерно 40 %, или 41 миллион акров). Приблизительно 44 % территории (44 миллиона акров) занимают леса и пастбища.
Примерно на 12 миллионах акров возделываются злаковые культуры. Остальная культивируемая территория занята под оливы, виноград и фрукты, а также под растения, завезенные на полуостров в более позднее время (картофель и кукуруза).
Рис. 1. Иберийский полуостров по «Ora Maritima» (в интерпретации Шультена и с поправками Гарсия Бельидо).
В античные времена, как и сейчас, Месета была хлебной житницей Испании. Древняя экономика основывалась на выращивании пшеницы, ячменя и ржи, а также на разведении овец и свиней.
Хребет полуострова формирует Иберийский массив — цепь известняковых хребтов, протянувшихся от Кантабрийских гор до мыса Нао и окружающих центральное плато. Этот массив является основным водосборным бассейном полуострова и отделяет большие реки, пересекающие долину и впадающие в Атлантический океан, от мелких притоков, стекающих в Средиземное море.
Окруженное пограничными горами альпийского происхождения верхнее плато в основном было кельтским в противоположность регионам, граничащим со Средиземным морем, которые были заселены иберами. К этим районам относятся подножие Пиренеев, низина Эбро, Каталония, побережье Валенсии, юго-восточная зона и все южные части полуострова.
Каталония. Прибрежная зона между Пиренеями и окончанием Эбро имеет богатую и разнообразную флору благодаря умеренному климату и близости моря. Каталонские горы, примерно 250 км в длину, отделяют побережье от внутренних территорий. Эта горная система состоит из внутренней гряды (низкой, покрытой холмами зоны с большими участками культивируемой земли), прибрежной гряды и, наконец, богатой равнины, занятой в основном иберийскими поселениями.
Кроме иберов, в Каталонии проживали церретаны, андосины и ареносы, пришедшие из пиренейских долин, аусетаны из внутренних территорий, индицеты с северного побережья, лайетаны, селившиеся вокруг Барселоны, и коссетаны из Северной Таррагоны.
Долина Эбро. Река Эбро протекает через северо-восточную часть плато, направляясь в Средиземное море по глубокой впадине, расположенной между Иберийскими горами и Пиренеями. В верховье и среднем течении река проходит по бесплодным и болотистым землям, иногда напоминающим степи (Лос-Монегрос), но начиная от слияния с Сегре ландшафт меняется и переходит в богатые равнины Уржеля. Это была земля илергетов, которые поддерживали контакты с кельтиберийскими народами. Перед впадением в море Эбро пробивается через извилистые расселины Каталонских гор. Ближе к устью река спокойно течет по низменности и оканчивается обширной болотистой дельтой.
Испанский Левант. К югу от устья Эбро Иберийские горы протянулись до побережья. Они формируют защитный ледник в горном районе Маэстрасго (достигая мыса Нао), и во внутренней части низменности Альбасете.
Ближе к Южному Сагунту побережье сужается, однако наносные отложения рек Турия и Хукар вновь расширяют его на аллювиальной платформе Валенсии. Выходящая к морю гряда Аликанте разрезает эту часть прибрежного обрамления.
В этих вышеописанных регионах проживали истинные иберы-эдетаны и контестаны.
Юго-Восток. Это регион дейтанов и мастиенов, занимавших бассейн реки Сегуры (Мурсия). Горы, по которым протекает Сегура, имеют сложное строение и составляют часть Пенибетики. За хребтами Альмерии коридор Басы ведет в долину Гранады. Восточные склоны Сьерра-Невады резко обрываются к морю. Узкая прибрежная полоса Средиземноморья имеет теплый климат, благодаря ветрам из Сахары, смягчаемым Сьерра-Невадой. Это была земля бастетанов.
Андалузия. На юге полуострова находится Андалузия, которую снабжает водой Гвадалквивир. Здесь располагались римская Бетика, иберийская Турдетания и загадочный район Тартесса. Долина Гвадалквивира, расположенная между Сьерра-Мореной на севере и горными хребтами Бетики на юге, довольно плодородна.
Верхняя Андалузия. Сьерра-Морена, формирующая южную оконечность Центральной Месеты, резко опускается в низменность Гвадалквивира и представляет собой подверженное эрозии плато, пересекаемое множеством небольших рек. Выше находится район пастбищ, где проводятся сезонные перегоны скота. Он более тесно связан с нижней южной Месетой, чем с долиной Гвадалквивира. По этой причине оретаны, обитавшие в Верхней Андалузии в протоисторический период, представляли собой связующее звено между культурами центрального плато и турдетанами, жившими в долине Гвадалквивира.
Горы Бетики представляют собой либо отдельные массивы, либо остатки низких холмов. Между предальпийской Бетикой и Пенибетикой лежит продольная узкая низменность, формирующая плодородные открытые бассейны Антекеры, Гранады и Гвадикса. К западу две горные системы сближаются и, подразделяясь на известковые гряды, соединяются у Ронды. В этом месте низменность продолжается на юг по направлению к Гибралтарскому проливу.
Долина Гвадалквивира. Окруженная горами долина реки Гвадалквивир представляет собой регион с особенными географическими и культурными характеристиками. Орошаемые водами реки долины напоминают треугольник, острой частью направленный во внутренние территории, а основой упирающийся в Атлантическое побережье. С высоты 1300 метров река спускается быстрым потоком на более низкий участок, где петляет по поверхностным третичным формациям.
Этот район представляет собой Андалузскую равнину, ныне покрытую оливковыми садами, где до сих пор практикуется древняя система культивации. Горные образования редки и представляют собой главным образом изъеденные эрозией холмы, такие, как Лос-Алькорес-де-Кармона, Монтилья и Херес. От хребтов Бетики равнину отделяет череда пограничных возвышенностей, на севере которых расположены оливковые сады Хаэна и Кордовы. На западе возделывают злаки и выращивают виноград.
Долина Гвадалквивира, заселенная в основном тартесскийцами и турдетанами, была вожделенной мечтой соседних народов. В ходе непрекращавшихся набегов туда пришли лузитаны с запада и кельтиберы из Месеты. Они остались там в качестве поселенцев — наемников миролюбивых землепашцев долины либо платных рабочих, добывающих минеральные богатства региона.
Таковы в основных чертах физические аспекты тех районов полуострова, где жил народ, создавший иберийскую цивилизацию, в значительной мере отличающуюся от района к району. Такие различия, несомненно, связаны с разнообразным этническим и культурным наследием и гораздо более четко выражены среди народов Нижней Андалузии — тартессийцев и турдетанов, а также иберов с восточного побережья, чем у жителей прибрежной полосы, расположенной между ними.
КЛИМАТ.
По своей конфигурации Иберийский полуостров напоминает маленький континент. Горы, окружающие плато Месеты, определяют его континентальный климат, подверженный в то же время и воздействию Атлантического океана.
Иберия подразделяется на сухую и влажную зоны. В первой, гораздо более обширной, осадки редки. Вторая подвержена океаническому влиянию. Ветры и дожди определяются различиями в температуре между внутренним (где летние и зимние температуры достигают максимума) и периферийными районами.
Суровость климата Месеты отмечали еще римские солдаты. Так, зимой 153/152 г. до н. э. Нобилиор, вынужденный зимовать за пределами Нуманции на высоте 1200 метров, наблюдал, как его солдаты умирают от холода. Авл Гелий пишет, что сила северного ветра была такой, что он раздирал рот говорящего и сдувал не только вооруженного человека, но и повозку. Такой ветер вызывал наводнения на реке Эбро и разрушал жилые дома.
Средиземноморское побережье. Испанский поэт Марциал рассказывает о мягком климате Средиземноморского побережья в противоположность суровым зимам Месеты. В целом все средиземноморские прибрежные районы имеют мягкий климат, который по системе рек распространяется на центральные территории. Климатические колебания здесь более резкие, чем в атлантической зоне, осадки редки, но временами носят ливневый характер.
Вдоль Средиземноморского побережья можно выделить различные климатические секторы. Засушливость становится более ярко выраженной в направлении степного юго-востока. Климат южной зоны Сьерра-Невады смягчается близостью этой гряды вечных снегов.
Низменности Эбро и Гвадалквивира. Климат этих регионов определяется в первую очередь их низменным уровнем и тем обстоятельством, что они окружены горами. В обеих зонах климат теплее, чем в Месете, а температурные колебания заметнее. Осадки редки, а лето чрезвычайно сухое.
В долине Гвадалквивира (которая ближе к Атлантике) эти общие условия менее выражены. Зимой циклоны Южной Атлантики приносят теплые влажные ветра. Сталкиваясь с горами Суб-Бетики, они конденсируются и орошают долины. Другими словами, долина Эбро в тот же сезон подвержена воздействию антициклонов с полуострова, и вследствие этого дожди здесь редки.
РАСТИТЕЛЬНОСТЬ.
Географические и климатические условия Иберийского полуострова благоприятствуют разнообразию растительного мира. Контрастируя с лесами и долинами влажной зоны, средиземноморская флора проникает глубоко во внутренние территории, где обе эти зоны встречаются. Для трех четвертей полуострова характерна средиземноморская флора, а некоторые виды, такие, как вечнозеленый дуб, произрастают повсеместно. Другие виды атлантической флоры, например бук, распространены на юг, до центрального массива.
Каталония и Испанский Левант. Во влажных средиземноморских регионах, Каталонских Кордельерах и предгорьях Пиренеев произрастает Quercus faginea во всем своем разнообразии, а также каштан. Вечнозеленый дуб доминирует над некоторыми видами сосны. В античности эта зона средиземноморского климата распространялась от Каталонии до Валенсии и включала в себя долину Гвадалквивира, горы Бетики и Сьерра-Морены. В настоящее время эти районы в большей части лишены растительности.
Вдоль побережья от Валенсии до Сьерра-Невады (Юго-Восток и Андалузия) полузасушливый средиземноморский климат способствует произрастанию степных типов флоры. В этом районе (в основном на юге полуострова) жара, засуха и разрушение скал из-за экстремальных перепадов дневной и ночной температур приводят к исчезновению густого мелколесья. В возвышениях можно встретить лиственные деревья, а на обедненных почвах — вечнозеленые дубы, маслины и пробковый дуб. Почвы Сьерра-Невады благоприятны для произрастания густого и колючего скраба.
Исчезновение лесов на полуострове — один из самых печальных моментов в его истории. Страбон рассказывает о лесах, окружавших Нуманцию, а Аппиан утверждает, что город Палланция был захвачен после того, как его стены были разбиты с помощью огромных бревен, использовавшихся как таран. Если долина Месеты была покрыта дубами, в том числе вечнозелеными, и можжевельником, то окрестные горы и долины должны были иметь аналогичную растительность. Подтверждение этому можно найти в древних текстах. Плиний рассказывает про оливковый лес на берегу Кадиса, об огромных древних зарослях яблочных деревьев, приносивших золотые плоды. Густые леса покрывали истоки Гвадалквивира, ближе к Тухье, а также горные районы Бастетании.
Глава 3. ФОРМИРОВАНИЕ ИБЕРИЙСКОГО НАРОДА.
В период неолита впервые проявляется культурное единообразие поселений Иберийского полуострова (по крайней мере, в его прибрежной средиземноморской части). Горизонт «неолитической керамики импрессо» проходит через всю эту зону и формирует часть культурной модели на западе средиземноморского мира. В эпоху ранней бронзы иностранное влияние приходит с Ближнего Востока и с эгейско-анатолийского направления — либо по морю, либо по Дунаю. Основные колонии народов Восточного Средиземноморья, которые принесли мегалитическую культуру на полуостров в начале железного века, располагались по юго-восточному берегу и в долинах Гвадалквивира и Тахо. Возможно, вторичные мегалитические отголоски на островах Центрального Средиземноморья привели к возникновению пиренейской мегалитической культуры.
Методы обработки металлов, некоторые черты ритуальных традиций и религиозных верований изменились в период эль-аргарской культуры, в эпоху бронзы. Коллективные захоронения в склепах уступили место индивидуальным погребениям. Всегда считалось, что пришельцы попали на юго-восточные берега полуострова по морю. Однако культурные и ритуальные изменения произошли только в небольшом регионе, за пределами которого они постепенно утрачивают свои черты и сливаются со старыми неолитическими традициями.
Рассмотрим именно местные элементы эль-аргарской культуры, так как она положила начало народу Леванта, который мы в строгом смысле и называем иберами. Набеги кельтов через перевалы Пиренеев, начавшиеся в IX–VIII веках до н. э., изменили этнические и культурные характеристики двух третей этой территории. Гальштатская культура адаптировалась главным образом в Месете и на северо-западе, в меньшей степени в Каталонии и долине Эбро и совсем незначительно на юге и востоке полуострова.
Появление обработки металлов в VI веке до н. э. радикально изменило жизнь иберийского народа. Распространение связанных с этим ремесел — одна из загадок протоистории. Использование железа для создания оружия и инструментов начинается с гальштатской культуры, но самые яркие и древние свидетельства этому найдены в кельтском поселении Кортес-де-Наварра, в долине Эбро (650–550 гг. до н. э.). Однако в Испанском Леванте нет никаких столь же древних свидетельств обработки железа. Даже на каталонских кладбищах типа Агульяна (провинция Жерона) (550–500) находки железных предметов редки. Только позднее, когда торговля с греками и финикийцами способствовала проникновению их на полуостров, местное население стало широко использовать железо.
В это время происходят заметные изменения и в культуре народа. Изобразительное искусство, нашедшее свое отражение в керамике, бронзовых и каменных скульптурах, украшениях и металлических предметах, отличается своеобразием и индивидуальными чертами. Но самые большие изменения произошли в сфере религиозных верований и ритуалов: кремация была принята повсеместно. Этот элемент, столь отличный от древних местных традиций, видимо, стал результатом сильного давления, несмотря на то что проникновение средиземноморских колонистов было неинтенсивным и имело целью только обезопасить рынок. С другой стороны, хотя кельтский элемент существовал во многих областях иберийского мира, нет никаких свидетельств влияния кельтских ритуалов на иберийские. В целом можно признать активное влияние обеих этих цивилизаций на жизненный уклад иберов, благосклонное к этому их отношение.
ОСНОВНОЙ ЭТНИЧЕСКО-КУЛЬТУРНЫЙ ИБЕРИЙСКИЙ ЭЛЕМЕНТ.
В целях более детального рассмотрения этнических и культурных особенностей населения полуострова мы подразделили Иберию на следующие районы: Каталония, долина Эбро, Испанский Левант и Юго-Восток, Андалузия.
Каталония. Местный элемент в этом регионе представлен культурным слоем неолитической керамики импрес-со. Сюда входят все ямные захоронения и пещерные поселения, ни одно из которых не может предоставить какие-либо стратиграфические или хронологические данные. Пиренейская неолитическая культура налагается на это единообразное основание и распространяется в начале второго тысячелетия только в Верхней Каталонии, т. е. в Пиренеях и у их подножия.
Таким образом, существует ритуальный дуализм, свидетельствующий об этнических различиях. Можно также предположить, что различный характер земель Верхней и Нижней Каталонии мог привести к формированию двух различных экономик. Наиболее интересный аспект этого основного каталонского элемента — его схожесть с аналогичным элементом Юго-Восточной Франции, которым можно объяснить схожие реакции этих двух регионов на классический мир.
Эта пиренейская культура (поглотившая древний народ культуры колоколовидных кубков) медленно развивалась под влиянием Северной Италии. Вначале об этом свидетельствуют горшки с шишкообразными ручками, а потом распространение керамики с выемчатым орнаментом, относящиеся к апеннинскому бронзовому веку и распространенные вплоть до пещеры Серинья (провинция Лери-да). Иногда обе эти тенденции простираются еще дальше на юг, до пещеры Жозефины (провинция Таррагона) и Сены (Арагон), района ямных захоронений.
Следы культуры послебронзового века встречаются в Каталонии в IX и VIII веках до н. э. Кладбище в Тарра-се (провинция Барселона) относится к ранней стадии. Эти типы распространены по всей Нижней Каталонии, однако можно проследить их пути в Верхнюю Каталонию. Хотя нет никаких свидетельств этнического характера, однако ритуал кремации был явно внедрен извне. Слои со множеством каннелированных предметов в некоторых пещерах (Кан-Монтмань-де-Пальежа, провинция Барселона) и такие поселения, как Ла-Педрера-де-Балагер (провинция Лерида), демонстрируют масштабы этого проникновения. Оно сформировало сельскохозяйственную экономику нижних земель, населению которых удавалось выживать во все более осложняющихся условиях вплоть до V века до н. э.
Примерно в 750 году до н. э. Каталонию захлестнула еще одна волна культуры послебронзового века. Она была мощнее первой и содержала элементы культуры Гальштата, характерные для Юго-Западной Швейцарии и Северо-Восточной Италии. Наиболее типично кладбище Агульяна (провинция Жерона). Местный вариант этой культуры распространен по всей Каталонии. С IV по V век и далее местная, изготовленная на гончарном кругу керамика находится поверх этого культурного слоя.
Долина Эбро. В долине Эбро мы встречаем культуру, которая продолжалась от неолита до периода атлантического бронзового века. Там была найдена неолитическая керамика импрессо, однако следы ямных и крупных захоронений отсутствуют. Ряд находок доказывает, что последняя фаза бронзового века продолжалась на протяжении всего железного века, вплоть до иберийского периода. Об этом свидетельствуют топоры типа атлантического бронзового века из поселений Вилальонк-де-Каласейте (Теру-эль), а также отливки топоров, наконечники стрел, скипетры и т. д., найденные в Кабесо-де-Монлеон-де-Каспе (Сарагоса). Находки в районе Центрального Эбро говорят о первичном кельтском проникновении через Западные Пиренеи. Волны нашествия с Центральных Пиренеев отмечены цепью скрытых бронзовых запасов (Органья, Сан-Апеш, Абелья) в провинции Лерида.
Поля погребальных урн характерны для культуры, в которой урны помещали в цисты под курганы. Такое типичное захоронение находится в Кабесо-де-Монлеон-де-Каспе. Здесь слияние ранних типов с местной технологией привело к появлению предметов с выемчатым орнаментом, которые позднее распространились по всей Месете.
Часто встречающиеся в долине Эбро предметы керамики, изготовленные на гончарном круге, а также изменения поселений и жилищ, относящихся к более раннему периоду, означают окончание периода кельтской культуры в этом регионе примерно к V–IV векам до н. э.
Испанский Левант и Юго-Восток. Эти географические районы основаны на неолитической культуре, о чем свидетельствуют распространенные на побережье предметы керамики импрессо, например в Куэва-де-ла-Сарса и Кова-д’Ор (провинция Валенсия). Связи между альмерскими ингумациями и индивидуальными ямными захоронениями в регионах Каталона, Юго-Востока и Испанского Леванта могут быть подвергнуты пересмотру, поскольку связующее звено до сих пор еще неизвестно. В первом периоде бронзы культура Лос-Мильярес влияла на весь район Левантина на полуострове. Однако, несмотря на существование взаимосвязанных культурных элементов, мегалитный похоронный ритуал уступил место коллективным пещерным захоронениям. Следует также отметить, что только в Испанском Леванте найдены отголоски элементов эль-аргарской культуры (испанская бронза II). Между 1500 годом и первой половиной первого тысячелетия до н. э. в этой зоне продолжалось производство предметов, типичных для периода средиземноморской бронзы.
Надо заметить, что поля погребальных урн встречаются как в Испанском Леванте, так и на Юго-Востоке, однако они кажутся вкраплениями, относящимися к VI–IV векам до н. э. В этой связи возникает множество интересных проблем, связанных с этим регионом, поскольку похоже, что поля погребальных урн Левантина не имеют никакого отношения к аналогичным полям Каталонии. Возможно, их происхождение нужно искать в Месете с последующим перемещением в Левант, пока еще неизвестным путем.
Таким образом, в данном географическом регионе, как ни в каком другом, местный элемент мог развиваться автономно в иберийской культуре, которая здесь проявляется наиболее четко и свободна от иностранного влияния.
Андалузия. Хотя южный регион считается наиболее богатым во всех отношениях, здесь, однако, прослеживается огромный пробел в исследовании происхождения и развития иберийского народа.
В пещерах Андалузии находят предметы выемчатой керамики и образцы импрессо, над которыми располагается мегалитическая культура.
В первой половине первого тысячелетия имеется большой пробел между последними стадиями этой культуры и начальными стадиями иберийской.
Несколько богатейших кладбищ, относящихся к иберийскому комплексу, раскопаны на верхнем Гвадалквивире, но они находятся в уже развитом окружении и содержат греческие предметы V–IV веков до н. э. Это захоронения Тухьи, Тутухи, Басти и многие другие. Совсем недавно при раскопках захоронения Лос-Кастельо-нес-де-Сеаль (Хаэн) были обнаружены кельтские могилы.
VI века до н. э. под иберийским курганом, датированным V–IV веками. Типологическая связь между урнами Сеаля и Вильярикоса чрезвычайно интересна и позволяет датировать последнее захоронение более ранней датой, чем предполагалось до того.
В регионе нижнего Гвадалквивира находятся могилы Сетефильи (провинция Севилья) и те, которые были раскопаны между Кармоной и Майреной в той же провинции. В Асебучале, Бенкарроне, Алькантарилье, Кань-яде-де-Руис-Санчес и других местах Бонсор причислил кремационные могилы к местным, а ингумационные — к карфагенским, не установив никаких позитивных критериев для такого строгого разграничения. Фактически, диски и гребни из слоновой кости с украшениями чисто восточного характера найдены в обоих типах захоронений. В ингумационной гробнице в Асебучале обнаружены серебряная фибула и пряжка ремня с крючковой застежкой, которые имеют параллели среди предметов, найденных в Ле-Кайла (Од (550–475) и в других поселениях в Эро, и Каталонии.
Одно из наиболее интересных поселений, изученных Бонсором, — Ла-Крус-дель-Негро. Здесь обнаружены 30 кремационных захоронений в ямах и урнах восточного типа — возможно, местные копии. Найденные в могилах предметы, включая фрагменты страусиных яиц, диски из слоновой кости, гребни, стеклянные бусы, скарабеи и т. д., имеют явно восточное происхождение. Вместе с ними обнаружены глиняные урны ручной работы и металлические предметы, которые имеют параллели в поселениях провинции Таррагона.
Аналогичная двойственная подоплека характерна для кладбища Сетефилья. Типологически эти могилы относятся к кельтскому периоду, а орнамент керамики ручной работы связан с культурным слоем горшков с выемчатым орнаментом Месеты и долины Эбро. Происхождение этих андалузских курганов на полуострове невозможно проследить, но они похожи на кельтские из долины Эбро.
Такое необычное сосуществование кельтских и восточных элементов в нижнем течении Гвадалквивира соответствует рассказу Авиена о проникновении групп кельтов в Тартесс и Гадес в VI веке до н. э. В таком случае андалузские курганы являются захоронениями кельтских вождей, которые правили в районе Тартесса.
Интерес к проблеме Тартесса привел к новым находкам 1959–1961 годов — клад Карамболо (Севилья) и раскопки в Кармоне. В свете этих находок необходимо пересмотреть отнесение керамики «Бокике» к аналогичным кельтским предметам Месеты и признать более раннее происхождение лощеных предметов, ранее отнесенных к типу ранней и средней эпохи бронзы, а также появление иберийских расписных предметов в V веке до н. э.
Таким образом, тартесский мир первой половины первого тысячелетия до н. э. выглядит довольно сложным. Сочетание кельтских и восточных элементов, хотя и неясное, все же дает возможность считать их истоком иберийской культуры в V веке до н. э.
Рис. 2. Расположение греческих и финикийских колоний.
КОЛОНИСТЫ И МЕСТНОЕ НАСЕЛЕНИЕ.
По письменным источникам Гадес (Гадис) основали выходцы из Тира во время Троянской войны и немного позже нее. Веллей Патеркул относит это событие к концу XII века до н. э., до основания Утики (1178) и Карфагена.
Такой ранней датировки финикийской торговли в Центральном и Западном Средиземноморье противоречат археологические свидетельства, по которым финикийская торговля с Западом достигла своего пика в VIII веке до н. э. Падение Тира перед ассирийским царем Тиглатпаласаром в 750 году до н. э., должно быть, временно затормозило эти контакты.
Вместе с тем трудно представить три предыдущих столетия без финикийской торговой деятельности. Предположительно в период между 1100 годом и VIII веком она основывалась только на эпизодических контактах, без создания колоний. Типы финикийских поселений подтверждают это предположение, так как они в большой степени зависели от обмена легко портящимися товарами.
Тартесс, или фантом Эльдорадо.
Для того чтобы понять проблему во всем ее объеме, необходимо рассмотреть основной мотив этой торговли с западным миром — его потребность в металлах.
Название Таршиш упоминается в Библии и обозначает удивительно богатый район, посещаемый финикийскими судами. Сегодня все говорит за то, что Таршиш находился на крайнем западе, в регионе Гвадалквивира. Его можно определить как Тартесс, чей царь Герион поддерживал контакты с финикийцами с начала VIII века до н. э. Вскоре тартессийцам пришлось воевать с финикийцами, подданными которых они и стали впоследствии. Период, во время которого Салманасар V и Саргон I (724–720) захватывали Финикию, вполне мог принести ту свободу, о которой говорит Исайа: «Народ Таршиша более не угнетен». После восстановления финикийского влияния, примерно в 680–670 годах, Таршиш снова стал подчиненным городом.
О царях Тартесса и их отношениях с финикийцами, вероятно по рассказам моряков, было известно грекам, возможно проживавшим на Сицилии, и Геракл (которого путают с Мелькартом) стал символизировать Гериона в борьбе тартессийцев против финикийцев. Генеалогия тартесских царей основана на мифологической персонификации начиная с царя Гаргориса (IX век) до Арганфония, чье правление обозначило конец династии. Проэллинский царь Тартесса Арганфоний — историческая личность. О нем упоминается в рассказе о путешествии Колея с острова Самоса в середине VII столетия до н. э.
Мощь Тартесса основывалась на добыче металлов. С древних времен торговля оловом лежала в основе связей между югом полуострова и Североатлантическим регионом.
Имеются свидетельства морской торговли топорами и оружием, найденными на Атлантическом побережье в период атлантического бронзового века (1100—800 годы до н. э.).
Псевдо-Скимн описывает Тартесс как город «в кельтском регионе, богатый аллювиальным оловом, золотом и медью», а Плиний сообщает, что олово, которое, по поверьям древних людей, было товаром атлантического Запада, привозилось из Лузитании и Галиции. Другие производящие олово регионы, Корнуолл и Бретань, вероятно, были уже истощены к III веку до н. э., однако финикийцы открыли и использовали их в прибрежной торговле уже в более раннюю эпоху. Авиен говорит, что острова Эстримниды были богаты оловом и свинцом, и тартессийцы охотно торговали ими, «как и карфагеняне-колонисты и народы, проживавшие недалеко от Геркулесовых столбов».
Отсюда можно понять, что тартессийцы были первыми, кто использовал этот атлантический путь торговли оловом, а также то, что в более поздний период их заменили колонисты Гадеса, в большинстве своем карфагенского происхождения, которым удалось захватить Тартесс.
Пока неизвестно, разрабатывали ли тартессийцы оловянные ресурсы полуострова, однако нет сомнения, что медные рудники Рио-Тинто (провинция Уэльва), а также торговля оловом были источником их богатства.
Бронзовое оружие, найденное при драгировании эстуария Уэльвы, датировано периодом расцвета металлургии Тартесса. Эти предметы составляли часть груза, перевозимого в Тартесс или в какой-то другой средиземноморский порт, и предназначались для переработки. Типы сабель имели явно атлантическое происхождение, но топоры походили на сардинские, а фибулы напоминали сирийские и киприотские. Даты производства фибул помещают находку Уэльвы примерно в 750 год до н. э., однако характер остальных предметов, предназначенных для переработки, говорит о том, что на момент крушения судна они уже были устаревшими. Мог ли этот груз прийти с севера, вдоль побережья? Предполагается, что корабль спускался по Гвадиане неморским путем, о чем говорят находки сабель на реках Эсла и Альконетар. Но была ли.
Уэльва конечным портом назначения? Фибулы киприотского и сирийского происхождения очень напоминают аналогичные предметы Месеты и должны принадлежать к тому же периоду.
Отсюда можно сделать вывод о широком потоке восточной торговли, проходившей через Тартесс в 750 году до н. э. Эта торговля, а также близость Гадеса и археологические находки в Эль-Асебучале, Кармоне, Сетефилье и Карамбо-ло, указывают на то, что регион Тартесса был сильно подвержен восточному влиянию. Финикийцы, сирийцы и киприоты заложили в Андалузии культурную основу, сравнимую с той, которую греки создали в Великой Греции.
Независимость Тартесса нашла свое отражение в его политике и экономике, так как город имел прямые контакты с греками. Другим свидетельством этого могут стать его высокая культура и факт создания своего алфавита.
Возможно, катастрофа в Алалии (539–538) стала причиной падения проэллинского Тартесса и конца первых греческих портов на юге полуострова. После 500 года до н. э. было несколько возрождений Тартесса, что вынудило финикийцев Гадеса искать помощь у карфагенян. В конечном итоге существование Тартесса закончилось, и карфагеняне снова прибрали к рукам торговлю металлами в Атлантике. Около 500 года до н. э. Западное Средиземноморье погрузилось в хаос. Начался подъем других конкурентов финикийцев по торговле металлами, а именно — греков.
Греческие первооткрыватели Запада.
О первых контактах греков с Иберией известно больше, чем рассказывают письменные источники о контактах финикийцев, однако хронология данных событий весьма запутана.
Легендарный Троянский цикл повествует о возвращении «греков» на родные земли, а также описывает их приключения на западе. Эти легенды, однако, оформились только в эллинскую эпоху. Серию кикладских находок и некоторые предметы геометрического периода (по всей видимости, родом из Марселя и близлежащих Иерских островов) связывают с данными сказочными путешествиями, но это вызывает сомнение.
Псевдо-Скимн предоставляет основные сведения о путешествиях и попытках создать рынки жителями Родоса и Халкиды в VIII и VII веках. Возможно, настоящим автором этой версии был Эфор, и его слова подтверждаются археологическими находками. Предметы с Родоса примерно 650 года до н. э. действительно были найдены в бассейне Роны. Распространение бронзовых ойнохой в период 650–625 годов до н. э. по всему Средиземноморью следует приписать жителям Родоса, которые основали Гелу в 688 году до н. э. после захвата Наксоса.
Самые ранние греческие находки на полуострове, такие, как коринфийский шлем с реки Гвадалете (Херес) или находки в Уэльве, датируются примерно 630 годом до н. э., в период контактов между Арганфонием и Колеем. Таким образом, имеются свидетельства не только о путешествиях жителей Самоса, но и о возможном существовании в начале VII или в конце VI века до н. э. портового поселения Гемероскопей, святилища мыса Артемисий, Майнак (Малага) и Гераклеи (Картея).
Пути этих поселений на полуострове можно проследить по их древним названиям, оканчивающимся на — oussa(-ycca). Например, название Пифиуссы (Балеарские острова) — эгейского происхождения и, вероятно, связано с торговлей металлами в период до фокейской колонизации.
Много времени прошло между путешествиями полу-торговцев, полупиратов и созданием портов, известных нам по археологическим находкам.
Торговля и колонизация в VI веке до н. э.
В финикийских городах Гадесе и Ивисе не найдено никаких предметов VI века до н. э. Считается, что в конце этого столетия на южном побережье были основаны другие подобные поселения, такие, как Малака (Малага), Секси (Альмуньекар), Абдера (Адра) и Вильярикос. Авиен называет его ливийско-финикийским. Мы гораздо больше знаем о колониях VI века после основания Массилии, так как древние тексты подтверждаются археологическими свидетельствами. Эмпорий (Ампурия) и Род (Росос) возникли на каталонском побережье в провинции Жерона в результате расширения фокейского центра Массилии, но вполне возможно, что Род основали родосцы в VII веке до н. э.
Начиная с Псевдо-Скилакса тексты говорят об Эмпории как о поселении массилиотов, и Страбон упоминает о первом поселении (Палеаполисе), после которого они появились и на материковой части. Данные археологии свидетельствуют о том, что новый город Эмпорий был основан примерно в 580 году до н. э. На полуострове появляются и другие торговые поселения, в том числе и Кипсела. Ни одно из этих поселений не было найдено, хотя последние раскопки у Ульястрета (Жерона) указывают на то, что этим городом вполне могла быть Кипсела.
По общему признанию, поражение греков при Алалии в войне с карфагенянами и этрусками положило конец греческим портам в южной части полуострова, и торговля у Геркулесовых столбов перешла к карфагенянам. Однако известно, что греческая торговля в Массилии не пострадала, а союз между этрусками и карфагенянами оказался химерой. И все же в конце VI и начале V века у Геркулесовых столбов доминировали карфагеняне. По словам Пиндара, никто не мог пройти дальше Гадеса. Геродот подтверждает это, ссылаясь на бдительную охрану карфагенянами Геркулесовых столбов.
Торговые поселения до римского нашествия.
Возрождение греческого западного колониального мира в IV веке до н. э. вдохнуло новую жизнь в такие порты, как Алонай (Бенидорм) и Акра Левке (Аликанте). Возможно, все это произошло в конце V века.
Тот факт, что южная часть полуострова пережила сильное греческое влияние, доказывает импорт аттической и южноитальянской керамики. Греческая коммерческая деятельность на юге закончилась незадолго до 1-й Пунической войны (264–261 гг. до н. э.), и на всей южной части полуострова доминировали карфагеняне. Однако в результате этой войны карфагеняне потеряли власть над массилиотами и иберами. Позже, в 237 году до н. э., Гамилькар высадился на полуострове, и карфагенские владения были восстановлены по мере его продвижения к мысу Нао и разрушения Гемероскопея. Гамилькар построил военную крепость у Акра Левке, и Новый Карфаген стал центром Пунической войны.
Целая серия небольших скрытых запасов, подобных тем, которые найдены в Честе, Могоне и Монтго, датируется периодом, когда греческая торговля была затруднена карфагенским нашествием.
Мирный договор 226 года между Карфагеном и Римом определил сферы влияния к югу и северу от мыса Нао. Но ни одна из сторон не выполняла условий пакта, и римский союз с Сагунтом спровоцировал поход Ганнибала, с которого началась 2-я Пуническая война. По дороге в Италию Ганнибал захватил значительную территорию к северу от Эбро (между 218-м и 201 годом до н. э.).
Разрушение большей части греческих колоний в результате этой борьбы и романизация остальной территории окончательно разрушила торговые отношения между Грецией и Иберией.
Отношения между колонистами и местным населением.
Чтобы понять характер колониальных поселений на полуострове и влияния, которое они оказывали на коренное население, надо принимать во внимание тот факт, что единственным такого рода поселением, подвергшимся археологическим раскопкам, является Эмпорий. Идентификация Кипселы (возможно, с предполагаемым выше Ульястретом) увеличила бы число известных колониальных поселений до двух.
Колонии Италии и Сицилии представляли собой деревни с сельскохозяйственной экономикой. Значение колоний зависело от их размера и плодородия земли, что подразумевало их расширение. Это достигалось за счет местного населения, которое, ввиду своей малочисленности, легко подчинялось греческому влиянию. Обработка земли, торговля и ремесленное производство постоянно расширялись, что способствовало развитию местного производства и торговли.
Поверх доисторических городищ в Южной Сицилии была основана целая серия поселений, которые представляли собой культурные центры. Они поддерживали тесную связь с побережьем и, в свою очередь, являлись источником товарообмена с внутренними территориями. Это были уже не примитивные доисторические деревни, а настоящие греческие неополисы, объединявшие различные народы.
Поселения в заливе Лиона имели весьма отличный от всех характер. Массилия, окруженный горами порт, ощущала недостаток плодородной земли. Возделывание винограда и олив не могло обеспечить достаточные ресурсы для существования города. Местные находки архаического периода редки и свидетельствуют о недостаточной заинтересованности массилиотов в обработке земли и территориальном расширении. С другой стороны, целая серия поселений в радиусе 10–15 км от побережья указывает на стремление Массилии захватить контроль над торговыми путями оловом Роны — Саоны.
В античные времена олово производили в двух западных точках: Корнуолле в Англии и в нижнем течении Луары во Франции. Металл из Корнуолла доходил до материка через Ла-Манш и низовья Сены. Затем олово из Корнуолла и устья Луары перевозилось кораблями через Викс и Верхнюю Бургундию в долину Роны — Саоны, главный путь в Марсель и Средиземноморье.
Заинтересованность Массилии в Лангедоке была небольшой и ограничивалась поиском рынков сбыта для местного вина. Таким образом, с одной стороны, существовали официальные колонии, а с другой — греческие поселения в Провансе, недалеко от культивируемых равнин Нарбонна, цель которых заключалась в торговле с местным населением.
Этот тип коммерческих отношений необходимо принимать во внимание при изучении контактов между греками и местными иберами.
Каталония. «Неаполис» («Новый Город», «Новый Полис») Эмпорий был простым торговым поселением, отношения которого с местным населением были далеки от добрососедских. Эта колония не обладала большим населением и не пользовалась сельскохозяйственной экономической автономией. Ее виноделие и выращивание злаковых культур, как предметов местной торговли, не могли обеспечить процветание Эмпория. Это достигалось импортом товаров (в конце VI века), а также интенсивной прямой торговлей импортной афинской керамикой (в течение V века). Масштабы этой торговли превосходили даже торговлю Массилии.
Во внутренних территориях не известно ни одного греческого поселения, что могло бы свидетельствовать о территориальной экспансии Эмпория. В конце V века местные города индицетов в радиусе 50 км демонстрируют очень низкий процент греческих товаров. То же самое можно сказать и о прибрежных городах Барселоны, находившихся далеко от сферы влияния Эмпория.
Короче говоря, экономический эффект от таких торговых поселений для местного населения был весьма незначительным. Вместе с тем с их помощью осуществлялась повседневная торговля и поддерживались контакты с местным населением, что способствовало его материальному прогрессу.
Как в области искусства, так и в других отношениях местное население мало почерпнуло у каталонских торговых центров. В данном регионе не было местного искусства, которое можно было бы сравнить с искусством Юга и Юго-Востока. Здесь полностью отсутствуют великолепно исполненные скульптуры, которые создавались под влиянием произведений греческих мастеров, завезенных в Эмпорий. Можно говорить лишь об определенном влиянии на производство керамики, для изготовления которой под влиянием контактов с колонистами индицеты стали пользоваться гончарным кругом. Некоторое подражание прослеживается в размерах керамики и простоте декоративной росписи, заимствованных в Ионии и Фокее. В Каталонии местные гончарные мастерские не существовали до III–II веков до н. э. Римские письменные источники также указывают на влияние, оказываемое колонистами на текстильное производство и специализацию нескольких местных центров на производстве льняных изделий. Ввиду бедности каталонских поселений и их кладбищ мы лишены каких-либо других свидетельств подобного влияния на местную материальную культуру.
Ответ на загадку происхождения богатства Эмпория нужно искать в типах его монет и их широком распространении по всему полуострову. Когда в первой половине V века до н. э. Эмпорий стал экономически независим от Массилии, он начал чеканить свою собственную валюту, используя для этой цели массилиотскую драхму. Начиная с 330 года город стал выпускать свой собственный тип драхмы, на которой по-гречески было написано «Эмпорий». На аверсе была изображена голова Аре-тузы, скопированная с сиракузских монет. С оборотной стороны изображалась лошадь, а над ней летящая виктория карфагенского типа. Предположительно эти монеты были отчеканены из серебра, доставленного из Картахены и Андалузии и предназначенного изначально для вербовки наемников, которые должны были участвовать в сицилийских кампаниях карфагенян.
Отсюда можно сделать вывод, что Эмпорий был в дружеских отношениях с Карфагеном. Это предположение подтверждает и тот факт, что Ганнибал обошел этот город по пути в Италию, чтобы сохранить дружеские отношения с центром, имевшие жизненно важное значение для его армии.
Эмпорий процветал благодаря морской торговле с Карфагеном, который поставлял ему металл, и этим можно объяснить нежелание города расширяться во внутренние территории. В этот период Карфаген торговал с Аттикой. У Афин и Карфагена был общий соперник — Сиракузы. Такой общий экономический интерес Карфагека и Афин частично можно объяснить существованием Эмюрия. Он находился в центре всех событий полуострова и по своей сути являлся заграничным складом Афин.
Испанский Левант, долина Эбро и Юго-Восток. Предметы греческой керамики конца V и IV века нередко находят на территории всего побережья Иберии. Расиус такой торговли редко превышает 50 км во внутренних территориях. Количество найденных фрагментов греческой керамики в местных поселениях на берегу Испанского Леванта и в долине нижнего Эбро весьма ограниченно. Более того, иберы считали их предметами роскоши и даже чинили, что свидетельствует о том, насколько ценными считались эти керамические предметы. Иберийские надписи на этих предметах также говорят о том, что их высоко ценили и берегли.
Редкие находки греческой керамики свидетельствуют о том, что греческие прибрежные поселения были торговыми центрами для бартерного обмена и не стремились к территориальной экспансии путем создания центров проживания. Возникавшие на такой основе отношения должны были быть простыми и дружелюбными. У Вильярикоса известно местное кладбище, в могилах которого среди большого разнообразия предметов есть греческие и пунические артефакты. Однако само греческое портовое поселение неизвестно.
Группа иберийских поселений и кладбищ V и IV веков до н. э., имеющих черты сильного эллинского влияния, отмечает греческий торговый путь по внутренним территориям до Тартесса через Юго-Восток. Именно эта территория дает наиболее яркое подтверждение греческого проникновения в культурную, экономическую и религиозную сферы жизни местного населения. Этот путь следует принимать во внимание в его связи с центрами металлургического производства Андалузии. Вдоль него расположены рудники Сьер-ра-Морены, а на побережье он начинается от Гемероскопея и Вильярикоса. Другой путь начинался в Акра Левке, проходил через Альбасете, Баласоте и Вильякаррильо и заканчивался в Линаресе (Хаэн). Еще один путь соединял Эльче с Редованом, Ориуэлой, Мурсией и Картахеной. К этому надо добавить путь, соединявший Мурсию, Арчену, Караваку, Галеру и Басу и доходивший до Гвадикса. И наконец, еще один путь от Вильярикоса через Уэркаль-Оверу доходил до Басы, пересекая центр торговых путей со Сьерра-Мореной.
В этом регионе найдено наибольшее число иберийских скульптур, отмеченных явным эллинским влиянием. В более ранний период именно таким путем кармонские изделия из слоновой кости и предметы из Алиседы (Эстремадура) попали туда, если, конечно, они прибыли по наземному маршруту.
Местное население этого региона вскоре научилось имитировать формы и роспись импортной керамики, как греческого, так и финикийско-пунического происхождения. Окаймленная керамика Кармоны, Галеры и других городов должна считаться восточным товаром финикийско-киприотского круга, ее формы не имеют ничего общего с предметами из Карфагена и Северной Африки.
В противоположность этому большое разнообразие форм и стилей росписи керамики с юго-востока полуострова в большей степени напоминают греческие товары, которые они имитируют.
Финикийские и пунические портовые поселения носили такой же характер, что и греческие. Их положение было еще более благоприятным благодаря близости важных рудников и торговых областей, находившихся под их контролем. Пошлины и подорожные налоги, монополия андалузской торговли с ее рыбными и засолочными областями указывают на сравнительно высокий материальный уровень жизни населения.
Позже мы детально рассмотрим проблемы, связанные с влиянием греков и финикийцев на формирование иберийского искусства. Из-за их исключительно торгового характера мы мало что знаем о стиле жизни и земледелии этих портовых поселений. Греки привнесли культивирование винограда и олив, а финикийцы оказали огромное влияние на изготовление богатых изделий из полихромных материалов. Влияние классических религиозных верований на духовную жизнь иберов можно сравнить с аналогичными их проявлениями в Великой Греции и на Сицилии. Народы южной части полуострова строили святилища, в которых молились божествам Восточного Средиземноморья.
Короче говоря, изучение этнического и культурного субстрата иберийского мира с учетом вклада финикийских и греческих колонистов позволяет начиная с V–IV веков до н. э. обозначать населявший его народ конкретным именем «иберы».
Глава 4 НАРОД.
ОБРАЗ ЖИЗНИ.
Общие качества.
Для того чтобы представить себе внешний облик иберов и их образ жизни, следует обратиться к предметам материальной и художественной культуры, а также к свидетельствам классических текстов. Это единственные надежные источники, так как обычай кремирования лишил нас возможности реконструировать физический вид иберов по останкам скелетов. Следует, однако, помнить, что скульптуры могут быть идеализированы, рисунки схематичны, а письменные описания одной группы людей не могут быть применены к другой. Да и описание одного человека не может быть отнесено ко всем остальным жителям данной местности.
По портретным произведениям иберийского искусства можно предположить, что иберы во многом походили на тех, кто проживает в этом районе сейчас. Это были стройные люди, с тонкими чертами лица. Однако с точки зрения римлян они выглядели «странными и дикими». От цивилизованного грека мужественный и суровый испанец отличался длинными, неопрятными волосами и хриплым голосом. Иберийская фонетика мало подходила для римского произношения.
Контакты с колонистами, вероятно, сгладили их грубый облик и сделали более дружелюбными. Ливий, говоря о людях побережья, подчеркивает, что они были непоседливы и любили приключения. Полибий сравнивает иберов и африканцев, привыкших к трудностям, с менее выносливыми галльскими кельтами.
Неравномерное распределение плодородных земель частично отразилось на характере и образе жизни иберов. В противоположность греческим и финикийским торговым поселениям турдетаны никогда не составляли серьезную проблему для римлян, в то время как кантабры севера стали последней народностью полуострова, которых им пришлось усмирять.
Лозунгом покорителей полуострова всегда было: «Мир и земля». Именно этими словами римлянин Гальба заманил лузитанов в ловушку в 150 году до н. э. Они выдвинули только одно требование, доведенное до римского сената испанским посольством. Когда Семпроний Гракх перераспределил земли среди местного населения, основная проблема была решена, однако недовольство сохранялось и требовало радикальных реформ. Как следствие, возрос бандитизм.
При рассмотрении этой социально-экономической проблемы следует учитывать врожденное иберийское свободолюбие, племенной индивидуализм и жестокие обычаи. Римлянам с гораздо большим трудом удавалось усмирять бандитов Сьерра-Морены, чем земледельцев Контестании или землевладельцев Турдетании. В анналах римского покорения Испании есть много рассказов о том, с каким уважением римляне относились к храбрости местного населения. Бронза Асколи повествует о героических подвигах испанцев, сражавшихся вдали от родной земли.
Испанские народы умели ценить и правильно воспринимать доброе отношение. Умеренная политика Ганнибала и таких римлян, как Сципион, Тиберий Гракх и Серторий, принесла больше пользы, чем их военные победы. Хорошее отношение и лесть Сципиона по отношению к илергетским царькам Индибилу и Мандонию позволили ему заручиться их дружбой. Серторий, использовав свободолюбивый характер иберов, «превратил крупные банды в организованную армию».
Образ жизни.
Описания древних текстов, а также археологические находки позволяют нам воссоздать некоторые черты образа жизни иберов. Мужчины в деревнях уходили из дома на рассвете, работали на полях и возвращались уже в сумерках. Между тем поэт мечтал о Риме, когда наблюдал за хворостом, который горит в ладно сложенных очагах.
Сельчане редко надевали тогу, но она была добротной и рассчитанной на многие годы. В центре дома, состоявшего из одной или двух комнат, находился очаг, его огонь создавал уют. Многоугольные или квадратные по форме, возведенные на каменном фундаменте стены из сырца или глины заканчивались крышей из веток. Фактически это были обычные хижины. Наличие каменных скамеек в захоронениях позволяет предположить, что они также использовались и в домах. На рисунке с фрагмента вазы из Лирии и на черепке из Альосы можно видеть фигуру человека, сидящего на стуле. Огромные троны под балдахинами Дамы из Эль-Серро-де-лос-Сантос и Дамы из Вердолая, должно быть, принадлежали божествам или жрецам.
Сводчатые ниши и полки на стенах, возможно, служили шкафами, а соломенный тюфяк на досках или ветвях, несомненно, предназначался для отдыха после работы.
Рис. 3. Расписной фрагмент вазы из Лирии. Женщина, сидящая на стуле с высокой спинкой.
Повозки, плуги, ярмо для пары быков или мулов, фермерские и плотницкие инструменты, такие, как серпы, косы, тесла, ножницы для стрижки скота, грабли, топоры, кирки, пилы, ножи, гвозди и молотки, иллюстрируют хозяйственный уклад жизни в деревнях.
Рис. 4. Флейтист из сцены, показанной на рис. 5.
Кроме изображения сцен повседневной жизни, эти рисунки говорят о разносторонности интересов иберов.
Росписи на вазах показывают людей, занимающихся различными видами спорта и охотой, используя для этого силки и ловушки. Размахивающие дротиками всадники, преследующие вепрей, ловля рыбы в озерах с помощью лесы и крючка, охота на оленя посредством его загона в сети или метания копья — все это свидетельствует о том, что это был умелый и энергичный народ.
Такой же или даже больший энтузиазм прослеживается в религиозных или праздничных сценах. Музыкантов, играющих на флейтах или других инструментах, можно видеть на расписных вазах из Лирии.
Рис. 5. Процессия взявшихся за руки женщин (фрагмент расписного калафа из Лирии).
Процессии с танцами и под музыку следуют к святилищам. Люди, взявшись за руки, формируют круги и раскачиваются из стороны в сторону в соответствии с древней средиземноморской традицией. По своему спонтанному характеру сцена, запечатленная на вазе из Лирии, скорее напоминает народный, чем священный танец, а два воина, танцующие лицом к лицу под звуки флейты и тубы, вероятнее всего, исполняют магический религиозный акт искупительного пожертвования либо церемониальные похоронные игры.
Рис. 6. Ритуальный похоронный танец (фрагмент из Лирии).
От Ливия мы узнаем, что иберы направлялись на битву, подпрыгивая под монотонную музыку и распевая военные песни. Ганнибал приказывал своим воинам проходить строем мимо погребального костра во время церемонии, когда иберы танцевали, размахивая оружием. Именно таким образом лузитаны отдавали честь своему вождю Вириату во время погребальных церемоний. Эти же люди шли на сражение, распевая гимны, подобные греческим, легко и ритмично приплясывая.
Обнаруженный в Осуне каменный рельеф с изображением акробата — впечатляющее свидетельство, вызывающее ассоциации с женщинами, играющими на кастаньетах, и с танцорами Кадиса римских времен.
Похоже, даже самые отсталые народности полуострова знали эпические поэмы. Саллюстий повествует, что матери обычно рассказывали своим сыновьям сказки о подвигах предков. Поэтому нет ничего странного в том, что турдестаны (чьи традиции уходят корнями в далекое прошлое) знали о своих предках по стихам, рифмовали свои законы и записывали героические подвиги.
Рис. 7. «Акробат» (блок известняка из Осуны). Высота 80 см, ширина 40 см, толщина 11 см. Национальный археологический музей Мадрида.
Одежда.
Несмотря на то что со времен иберийского периода не сохранились ни ткани, ни кожи, можно утверждать, что на стиль местной одежды оказали влияние как греки, так и финикийцы. Нам хорошо известна любовь иберийских женщин к богатым одеждам и утонченным украшениям. Полибий отмечает различия между иберийскими наемниками Ганнибала в пурпурных льняных туниках и кельтами, одетыми в овечьи шкуры и черные шерстяные одежды.
Накидка из района Месеты, изготовленная из шерсти и отвратительно пахнущая, резко отличалась от турдетанской, окрашенной в пурпурный цвет, которая часто упоминается в списках ценных подарков Риму. Ее носили подобно пончо, закрепив сзади поясом. На одном из рисунков из Осуны изображен человек в одежде, открытой спереди, с застегивающимся воротом и лацканами — первая испанская плащ-накидка. Начиная с 205 года до н. э. накидки упоминаются в списках дани, выплачиваемой каталонскими иберами римлянам.
Рис. 8. Голова женщины (рисунок на небольшой вазе из Лирии).
Основной одеждой мужчин была туника. Это короткая, плотно облегающая одежда с рукавами. Использовалась также и длинная одежда со складками. Для знати одежду делали, по всей видимости, из льна, а для простого народа — из шерсти. В некоторых случаях воины носили грубую одежду, изготовленную, вероятно, из кожи или эспарто.
В Лирии носили также и облегающие бриджи, которые поддерживались широкими подтяжками, перекрещенными спереди. В росписи на «Вазе из Касурро» показаны два преследующих оленя мальчика в коротких юбочках. Это редкий случай изображения полуобнаженной натуры в иберийском искусстве.
Повседневной обувью служили сандалии из эспарто или кожи, подобно доисторическим, найденным в Альбуньоле в провинции Гранада. Всадники и воины Лирии носили высокие и свободные кожаные сапоги с широкими голенищами, а романизированные воины Осуны — остроносые сандалии, завязанные на икрах много раз перекрещенными тесемками.
Рис. 9. Две фигуры в одежде (фрагмент вазы из Лирии).
Иберийские женщины умели одеваться и обладали красотой, известной нам по рисункам и скульптурам. Эфор рассказывает о выставке нарядов, изготовленных женщинами, и о наградах за лучший покрой. Считалось позором не получить приз в этом модном шоу.
Некоторые вещи были много сложнее, чем одежды. Они предлагались в качестве даров, одеяния для жрецов из Серро-де-лос-Сантос или платья для Дамы де Эльче. Церемониальные наряды состояли из четырех вещей: неотрезного платья до пят, одежды (свободной или облегающей), накидки на плечах и вуали («мантильи»), иногда прикрепленной к ней.
Личные украшения.
Нательное льняное белье можно видеть на Даме де Эльче. Оно напоминает хитон, закрепленный на шее застежкой в виде кольца. На женщине из Осуны одежда покрывает ступни. Поверх этой одежды у Дамы де Эльче надет складчатый убор через одно плечо, сходящийся под мышкой с другой стороны. У дамы из Осуны широкие рукава доходят до запястий, а юбка имеет вертикальные складки.
На флейтисте из Осуны и женских фигурах, делающих подношения, — длинные туники, затянутые на поясе. Отделкой и украшением эти одежды напоминают изысканные накидки.
Накидки носили на плечах. Она скрывала руки, но оставляла открытой грудь. У молящегося человека из Осуны накидка завязана на коленях, у изображенных на рисунках людей два вида накидок: первая, короткая, доходит до колен, другая, складчатая, идет из-под мышки через противоположное плечо и застегивается внизу загнутыми пряжками. На тех же фигурах вуаль (мантилья) ниспадает складками с головы, обрамляя лицо, или собирается сзади на волосах.
Сандалии из кожи или эспарто, как на человеке из Осуны, служили обычной обувью и для женщин.
Как турдетаны, так и иберы проявляли интерес к «барокко», распространенному среди народов юга и востока полуострова. Страсть к украшениям, стремление выделиться среди других, склонность к ярким цветам все еще характерны для этих регионов.
У мужских фигур из святилищ выбриты головы и оставлены только чубы на лбу. В некоторых случаях на мужчинах надеты кожаные шапки, из-под которых волосы выбиваются спереди или ниспадают длинными локонами сзади.
У каменных фигур из Серро-де-лос-Сантос — короткие вьющиеся волосы с локонами на висках и чубом спереди. Волосы убирались с помощью простой повязки, которая стягивала их на макушке. У некоторых фигур из Лирии явно видна борода, однако, по всей видимости, этот обычай носил чисто местный или временный характер.
Женские стили и прически были весьма экстраординарны. Артемидор рассказывает об иберийских женщинах, которые «носят tympanion (литавра), согнутую у основания шеи и охватывающую голову до мочек ушей. Некоторые женщины, — добавляет он, — фиксируют на подставке на голове небольшую палочку и наматывают на нее волосы, накидывая поверх всего черную вуаль».
Ряд фигур украшают шапки в форме тюрбанов, конические тиары, длинные круги диадем, красочные ленты и т. д. Волосы из-под украшений ниспадают вниз, иногда и со лба, придавая лицу овальную форму и обрамляя центральную его часть вьющимися локонами с обеих сторон.
У флейтистки из Осуны на шапке укреплена коса, с короны на лоб спадает бахрома. Две косы сплетены в диадему и окружают всю конструкцию, на висках завитые локоны. Живописные аналоги этим находкам можно видеть на лирийских рисунках: грациозная «Дама с веером» (или зеркалом), чью голову украшает гребень, очень похожа на Даму де Эльче или Даму дель Серро и даже на «Женщин в чепцах».
На голове Дамы де Эльче высокий гребень, вероятно установленный на подставке, покрытый вуалью, закрепленной диадемой, с которой свисают три нитки жемчуга. Эта диадема, подобно украшениям из Алиседы и Хавеа, состоит из золотых и серебряных полосок. Так называемая «Голова из Кановаса» имеет три нитки жемчуга, увенчанные сверху завитками и розетками, о древнем происхождении которых свидетельствуют аналогичные украшения женщин Ивисы.
Рис. 10. «Дама с зеркалом» или «Дама с веером» (фрагмент росписи вазы из Лирии).
Похожий на барабан диск, скрепляющий косы Дамы де Эльче, по-видимому, изготовлен из металла с зернистым украшением. Аналогичный, но не столь изысканный тип можно видеть в Ла-Серрете. Гран Дама дель Серро («Большая дама из Серро») скрывает свой диск под косами. На лбу у нее завязана лента, из-под которой выбиваются завитки волос.
Как правило, серьги богато инкрустированы. Некоторые — большие и круглые, другие двойные и дисковидные, третьи длинные в форме слезы. Украшения из Алиседы и Сантьяго-де-ла-Эспада филигранной работы.
Рис. 11. Пряжка ремня из гробницы 63 в Ла-Альбуферете. Размер 65 х 75 х 8 мм.
Как простые браслеты вотивных статуэток, так и украшения тонкой работы из Молино-де-Маррубьяль (провинция Кордова) имеют огромное разнообразие типов.
Иберы, как и кельты, носили нашейные кольца — торке, обычно изготовленные из простой скрученной проволоки, а также нагрудные пекторали, состоявшие из колец, подвешенных на небольших цепочках.
Шейные украшения женских статуэток довольно разнообразны. Одни сделаны из различно окрашенных волокон с круглыми подвесками, другие имеют вид палантина, третьи — толстые и бесформенные, с овальными подвесками. На Даме де Эльче три ряда шейных украшений. С верхнего, из сферических ребристых бусин из полихромного стекла, свисает маленькая золотая амфора, подобно тем, которые использовались в качестве подношений в Серро. Средний ряд состоит из аналогичных, но более крупных бусин и увешан шестью маленькими амфорами. Нижний ряд составляют круглые, дисковидные бусины с подвесными золотыми капсулами. В противоположность им шейные украшения Большой Дамы из Серро и флейтистки из Осуны представляют собой простой шнурок.
Также весьма разнообразны поясные украшения. Некоторые из находок — широкие, другие простые или сплетенные, многие украшены кругами, завязками и пластинами в виде броши. Тип броши, украшенной переплетенными завитками, как на флейтистке из Осуны, часто находят в захоронениях. Конечно, самые красивые — накладки для ремней, найденные в гробнице Вердолая. Они сделаны из бронзы и покрыты серебром. На центральном медальоне изображен орел, распростертый над другой маленькой птичкой, возможно голубем.
Рис. 12. Одна из четырех небольших пластин из Эль-Кабесико- дель-Тесоро-де-Вердолай (Мурсия). Размер 57 х 46 мм.
Характерными украшениями иберийцев являлись броши и фибулы (застежки), о которых упоминается в списках распределения трофеев среди победителей. Как застежки для одежды использовались брошки в форме буквы «Т», соединявшие две пуговичные прорези. Они изготавливались из бронзы, подобно изделиям Большой Дамы из Серро, и напоминают кельтские броши.
Фибулы сочетали в себе практическую пользу и красоту. Наиболее часто встречается иберийский тип, «кольцеобразный испанский», состоящий из кольца, стержня и булавки. Существует множество форм этого типа, дополненных серебряными вставками. Дама де Эльче застегивала свой хитон довольно простой кольцевой брошью. На других скульптурах фибулой скрепляется одежда на плече. Серебряные изделия из клада в Пособланко (Кордова) не уступают по своей красоте типу, известному как «Украшения наездника» из кельтиберийского региона. Этот тип (украшенный изображением головы лошади) пришел с Востока и достиг полуострова либо по греческим каналам, либо через кельтиберийскую зону, по перевалам Южных Альп.
ВОЕННОЕ ИСКУССТВО.
Иберийские военные строевые порядки и методы ведения войны известны нам лучше, чем их пристрастие к работе. Воинственный характер местного населения объясняется не только их врожденным темпераментом, но и скудностью земли, а главное — неравномерным распределением богатств, которое превращало неимущих в изгоев и бандитов. Иберийские наемники встречаются уже в сражении у Химеры в 450 году до н. э., а в 415 году до н. э. Афины планировали привлечь их в добавление к уже имевшимся. Сиракузы нанимали их в качестве ударных сил, а Дионисий в 369 году до н. э. послал иберский контингент в Спарту. Начиная с 342 года до н. э. иберы вместе с нумидийцами и кельтами составляли часть карфагенских войск. По свидетельству Плутарха, их главным военным достоинством была мобильность. Ливий пишет, что «они хорошо лазили по горам, перепрыгивая с камня на камень со своим легким вооружением». Ни нумидийский всадник, ни мавританский копьеносец не мог сравниться по скорости и силе с ибером.
Рис. 13. Изображение всадника, пехотинцев и музыкантов на ойнохое из Лирии.
Местной формой войны с карфагенянами и римлянами была партизанская. Враг ее презирал, но в гористой местности этот метод позволял собирать небольшие отряды, которые быстро разбегались после нанесения удара.
Система была идеальной для совершения набегов на легионы и, кроме всего прочего, весьма подходила иберам, чей племенной уклад не позволял им формировать сильные оборонительные союзы. Это признавал Полибий, а Сципион, возмущенный предательством илергетов, заявляет:
«Они не лучше бандитов, которые способны разорять местные поля, сжигать деревни и угонять скот, но которые ничего не стоят в армии или в настоящем сражении. Они лучше сражаются при бегстве, чем в прямом бою».
Это была чистая правда. Сципион, вероятно, вспомнил, что илергеты, вместо удара по врагу, стали угонять скот, а когда римляне вернулись на побережье, воины племен опустошили поля своих союзников. Они превратились в бандитов, подобно людям города Астапа (Эстепа), которые совершали набеги на близлежащие поля, захватывали заблудившихся торговцев, солдат и вооруженных охранников. Партизанская война и стычки с соседями приводили к систематическому грабежу деревень и поджогам урожая.
Время от времени у иберов появлялись вожди, способные создать крепкий, но недолговечный союз против врагов. Так, Индибил и Мандоний собрали почти регулярную армию, в которой воины различных народностей занимали свое определенное место: аусетаны в центре, илергеты справа, а остальные — слева.
Богатые и миролюбивые народности предпочитали, чтобы их обороной занимались наемники. Например, турдестаны в 195 году до н. э. наняли 10 тысяч кельтиберийцев, однако это оказалось бесполезным: лузитаны разграбили Турдетанию в том же году.
Демонстрируя свою храбрость во время схватки, воины издавали боевые кличи, размахивали оружием и подпрыгивали, словно танцуя. Если пехота уступала противнику, кавалеристы спешивались, прятали своих коней и принимали участие в рукопашной. Их хорошо натренированные лошади никогда не уходили с того места, где их оставляли.
Женщины не принимали участия в войне, за исключением последней стадии обороны своей земли или деревни. Рассказы о жестокости, коллективных самоубийствах, сожжениях и резне ужасают.
В бою иберы проявляли хитрость и смекалку. Например, испанские наемники Ганнибала, большей частью иберы, переплыли через Рону, раздевшись донага, а свою одежду и оружие переправили на надутых курдюках, прикрыв их щитами.
Воины и их оружие.
О военных сражениях иберов повествуют как многочисленные письменные источники, так и росписи на керамике. Рассказы о воинах Осуны, Вердолая, Арчены, Лирии и Альосы, а также многочисленные находки в захоронениях говорят о том, что иберы считали войну благородным делом. На «Вазе воинов» из Лирии отражено сражение пехотинцев и всадников. На всех короткие туники, чешуйчатые доспехи и шлемы на головах. В руках щиты, дротики и фальчионы — широкие кривые короткие сабли.
Рис. 14. Воин в кирасе с копьем и щитом (часть фриза, известного как «схватка всадников и пехотинцев» из Лирии).
Романизированные воины из Осуны были вооружены овальными щитами, как у лирийцев, или маленькими круглыми, а также фальчионами и широкими тесаками. На так называемом «Камне двух воинов» и на «Фризе воинов» изображена схватка, по всей видимости, между иберами и римлянами, либо романизированными иберами. На керамическом горшке из Осуны изображен всадник, размахивающий саблей.
Рис. 15. Схватка двух воинов (из Осуны). Фрагмент известковой плиты. Длина 58 см, ширина 58 см, толщина 11 см. Национальный археологический музей Мадрида.
В Эль-Кабесико-дель-Тесоро-де-Вердолай найдена ваза с изображением пехотинца в кесаре из полосок металла или кожи, с поясом и в короткой юбке, оканчивающейся бахромой складок. На другом воине шлем с гребнем. Как правило, кавалеристы и пехотинцы были вооружены дротиками, круглыми щитами и фальчионами. Небольшая бронзовая статуэтка изображает воина, одетого в тунику, из-под которой видны юбка и чешуйчатый панцирь. Он вооружен короткой саблей в ножнах на перевязи и держит небольшой дисковидный щит. На фигурке другого воина поверх туники — накидка, застегнутая на плече круглой фибулой. Видна рукоятка короткой сабли. На вазе из Альосы изображены сцены битвы между двумя племенами, разделенными рекой, а на вазе из Лирии показана сцена битвы на реке.
Рис. 16. «Фриз воинов» из Осуны. Тонкий известняк. Общая длина 1,30 м, высота высокого блока (из двух частей) 72 см, ширина 15 см. Национальный археологический музей Мадрида.
Шлем. Диодор рассказывает, что у кельтиберов были металлические шлемы с пурпурными плюмажами. Аппиан подтверждает, что лузитаны обычно трясли своими длинными плюмажами, чтобы напугать врагов. И те и другие носили очень похожие шлемы из металла или покрытой металлическими пластинами кожи. Аналогичные головные уборы были и у иберов, судя по находкам в захоронениях и по узорчатым росписям из Лирии. В Ла-Бастиде была найдена фигурка всадника в шлеме с плюмажем, напоминающем аналогичный шлем из Деспеньяперрос. Вероятно, на обоих наложил отпечаток архаический греческий тип, заменивший коническую форму примерно в VII веке до н. э. Среди различных шлемов более позднего периода из иберийских захоронений следует отметить находку в Ойя-де-Санта-Ана, а также конический шлем из Вердолая. Другие шлемы греческо-этрусского типа, найденные в Вильярикосе, Аль-карасехосе и Кинтана-Редонде, не имеют застежки для подбородка, которая видна на монете III века до н. э. из Илибериса. У некоторых романизированных воинов из Осуны были шлемы с длинными хвостами или радиальным гребнем. Другие носили перья, лошадиные хвосты или гребни из бронзы или кожи.
Рис. 17. Воин в шлеме с плюмажем и с коротким щитом (фрагмент вазы из Эль-Кабесико-дель-Тесоро, Мурсия).
Щит. Рассказывая о лузитанах, Диодор пишет:
«Во время войны они носили небольшие плетеные щиты, защищавшие их тела. В бою воины использовали их так быстро и умело, что отражали удары противника».
Подобные округлые щиты характерны для Лирии и Вердолая. Эти щиты были слегка выпуклыми, их носили наклонно к плечу, держа за кожаные петли. Страбон сообщает, что они изображены как на бронзовых статуэтках турдетан-ских воинов, так и на каменных статуэтках лузитанов.
Кроме этого типа щитов, существовали и другие — большие, овальной формы, украшенные геометрическими рисунками, с длинной узкой полосой вдоль основной оси и широкой поперечной. Этот тип щита можно видеть на рельефе «Два воина» из Осуны, а также на рисунке «Сражающиеся воины», где они показаны в сравнении с круглым щитом побежденного врага. Похоже, что в I веке до н. э. использовались оба типа щитов. Так, оба они изображены как трофеи на монете 54 года до н. э., выпущенной в часть побед 99 года до н. э. Удивительно, что никаких овальных щитов не было найдено в Месете, и, кроме щитов Ансерюна, нам известен только один большой щит из Кабрера-де-Матаро, а другой из Эчарри-де-Наварра.
Рис. 18. Сцена битвы (фрагмент большого калафа из Аллозы, Теруэль).
Наступательное оружие. Хорошо известны два типа метательного оружия, принятого у всех испанских народностей: дротик и копье.
Дротик был любимым оружием воинов Леванта, именно им был ранен Ганнибал. Ливий описывает его так:
«Древко сделано из пихты и круглое, на конце укреплен кусок железа, он квадратный и обвязан бечевой, обмазанной смолой. Железка была три фута длиной, достаточной, чтобы пробить броню и тело. Но даже если она просто застревала в щите, не повредив тело, это наводило ужас на врага, поскольку бросок производился с уже зажженным древком, и траекторию можно было проследить по огню. Воину приходилось отбрасывать свой щит и оставаться не защищенным перед врагом».
Рис. 19. Битва на реке с вазы, из Лирии.
На кельтиберском кладбище Аркобрига и турдестанс-ком кладбище Альмединилья найдены предметы, пораженные дротиками с заостренными концами, размеры которых составляют от 6,5 до 14 дюймов. Самые ранние находки сделаны в Ле-Кайла-де-Майяк (Франция) и относятся к VI веку. Их тип схож с самыми древними находками в Агилар-де-Ангита. Находки Альмединильи относятся к более позднему сроку — IV веку до н. э.
Рис. 20. На блоке известняка изображен воин с небольшим кожаным шитом. Размер 65 * 40 * 13 см. Национальный археологический музей Мадрида.
Метательное копье изготовлялось полностью из железа, с утолщением в середине стержня. Перекрестная секция имела многоугольную или гексагональную форму, базовая часть заострена, а длинное копьеобразное окончание полое и с зазубринами. В некоторых образцах середина уплощена для лучшего полета. Предполагается, что это оружие изобретено в Лирии. Размер жала копья иногда доходил до 22 дюймов плюс 4 дюйма на крепление. Еще одна разновидность копья — пика — напоминает копье андалузских пастухов с перекрестьем в основании острия, о чем свидетельствуют изображение на монете из Карисия и копье из Гранады. Метательное оружие бесполезно в рукопашном бою, однако на одном из рисунков изображен пехотинец с саблей в одной руке и с копьем в другой.
Иберийский воин должен был иметь два метательных оружия, о чем говорил Ливий, об этом свидетельствуют и изображения из Альосы. Однако воины в рукопашном бою могли сражаться, отбрасывая дротики и копья и выхватывая сабли либо, подобно воинам из Вердолая, защищаясь пиками.
Оружие ближнего боя. Знаменитым иберийским оружием в античные времена была изогнутая сабля, которая, по свидетельству Ливия, «отрубала руки у самого плеча, одним ударом отсекала голову, вспарывала живот и наносила ужасные раны». Ее происхождение нужно искать в греческом аналоге, попавшем на полуостров через этрусские модели, которые имитировались иберийскими наемниками.
Фальчион, иберийская короткая, широкая, кривая сабля, использовался как для нанесения ударов, так и для бросков. Его изготовляли из одного куска железа. У рукоятки лезвие расширялось, формируя опору для руки, и загибалось для ее защиты. В ранних образцах эфес был открытым, позже его стали прикрывать изогнутой пластиной, небольшой цепочкой или полоской кожи. Рукоятка заканчивалась стилизованной головой птицы, лебедя или лошади.
Сабля вкладывалась в кожаные ножны, прикрепленные железными обручами к перевязи. На поврежденной каменной статуе воина из Эльче ножны висят на кожаной перевязи и кольце, закрепленном на ремне. На статуэтке из Ар-чены сабля с профилем птицы просто висит на ремне.
Из всего разнообразия фальчионов, найденных в иберо-турдестанском регионе, самая впечатляющая родом из Аль-мединильи. Пластины эфеса (ножны сделаны из кованого железа) декорированы витыми сплетенными полосками со вставленными в них гранулами из слоновой кости и рога. Рукоять заканчивается кошачьей головой и головой птицы. В Вильярикосе фальчионы обнаружены вместе с греческими предметами, датированными концом V века до н. э., однако они дожили до I века до н. э. На кладбище Эль-Сигарралехо (Мурсия) найден вотивный фальчион весьма раннего типа с головой лошади на рукояти.
В дополнение к саблям использовались тесаки и ножи типа «двойной сферический», имевшие широкое треугольное лезвие, некоторые — 15 дюймов длины с прямоугольной защитой руки. Самый древний датируется V веком до н. э. Эти тесаки появились в Бельгии и Бургундии примерно в VII веке до н. э.
На последних иберийских монетах можно видеть серповидное оружие с лезвием более коротким, чем у серпа. Оно было найдено в Пуч-Кастельяре (Барселона) и датируется периодом между IV и III веком до н. э. Менее точно подтверждено существование дву- и трезубых пик, хотя Ливий упоминает об их использовании при осаде бастетанского города Орингиса для сбрасывания лестниц атакующих. Вместе с тем несколько пик такого типа были найдены в Осуне.
Смертоносным оружием была праща, и балеарские воины, наемники Ганнибала, славились своим умением использовать его. Метательные снаряды из камня, свинца и железа найдены в Ульястрете, Ампурьясе, Осуне и других местах. Иногда пращи использовали для передачи письменных сообщений.
Помимо оружия следует упомянуть о штандартах и эмблемах. Ливий рассказывает, что в 200 году до н. э. римляне захватили 78 военных штандартов свессетанов и седетанов. Вероятно, у каждого племени был и свой собственный боевой клич. Существование иберийских знамен или эмблем было подтверждено вскоре после римского нашествия. На иберийской монете изображен всадник со штандартом, на котором вверху нарисован кабан.
Нам ничего не известно о военных колесницах. Единственным обнаруженным тягловым средством были повозки, запряженные быками. На рельефе из Эль-Сигарралехо изображена легкая колесница, но вполне вероятно, это была похоронная повозка.
Лошадь и всадник.
Иберы были искусными наездниками, которые охотились на диких лошадей в лесах. Испанская лошадь очень походила на африканскую, которая скачет вытянув шею. Ее аллюр описывают как «неправильный». Большое количество лошадей на полуострове объяснялось многочисленностью всадников в войсках и большой данью, собираемой римлянами.
В захоронениях Андалузии и Испанского Леванта находят большое количество изображений лошадей, в частности находка в Эль-Сигарралехо посвящена богине-лошади.
Наездники скакали без седел. Они пользовались накидкой из кожи, шерсти или растительного материала, которая иногда покрывала и шею лошади, предохраняя ее от потертостей поводом и сбруей. Всаднику приходилось держать повод в одной руке, а оружие — в другой. Однако в некоторых случаях защита шеи лошади становилась средством управления, и воин мог держать оружие в обеих руках. Стремян не было, но шпоры пользовались большой популярностью. Об этом можно судить по лирийским рисункам, а также по самим шпорам, найденным в ряде археологических раскопов. Лошадью управляли с помощью недоуздка, уздечки и поводьев. Среди находок есть множество удил, которые скорее похожи на трензеля, воздействующие на кожу животного при нажатии. Так называемая узда представляет собой простые «крылышки», предотвращающие сползание удил в сторону.
Рис. 21. Лошадь с «парасолью» на голове (фрагмент вазы из Лирии).
Крылышки в форме буквы «S» состояли из колец, полумесяцев или прямых планок с окончаниями.
Есть много догадок по поводу того, как сидели иберы на своих лошадях. Несомненно, они ездили верхом, и все же, судя по изображениям, найденным в Арчене и Лирии, некоторые наездники, вероятно, сидели боком. Однако это можно объяснить и неспособностью художника отобразить реальную перспективу.
Иберы не скупились на украшение своих лошадей. Элементы, соединяющие поводья и удила, украшались орнаментом, клыками или другими изображениями, вышитыми или нарисованными на материале либо выгравированными на коже или металле. Нагрудные пластины украшались бахромой из веревок с позвякивающими кусочками металла на концах. На макушке головы лошади помещали парасоль, небольшой зонтик, украшенный полихромными волокнами. Их можно видеть в украшениях лошадей из Лирии и на двуликом рельефе коня в Эль-Сигарралехо.
Рис. 22. Наездник с фальчионом в окружении иберийских надписей (на вазе из Лирии).
Пластическое искусство Лирии и других мест создает впечатление, что иберы были энергичным и колоритным народом, имевшим вкус к жизни. Они демонстрировали браваду в битвах, к которым питали большую слабость, и использовали каждую возможность выказать свой темперамент.
РЕЧЬ И ПИСЬМЕННОСТЬ.
Местный доримский алфавит, несмотря на последние достижения лингвистики, все еще не поддается расшифровке.
До римского нашествия в Иберии говорили на различных языках. Их следы прослеживаются в местных диалектах и названиях мест даже после единообразия, введенного латинским языком. Тезис о том, что нынешние баски произошли от иберов, имеет древние корни. Поэтому предпринимались попытки интерпретировать иберийский язык в свете тех общих элементов, которые он предположительно имеет с современным языком басков. Изъятие из баскского языка кельтских и латинских заимствований было большим шагом вперед в баскско-иберийских исследованиях.
Рис. 23. Распределение иберийских, кельтских, тартесских и финикийских надписей (по Товару).
Товар считает, что чистый алфавит, основа иберийских алфавитов, был интродуцирован в трех точно известных местах и в три периода. Один представлен надписями (с использованием силлабической системы), найденными на юго-западе. Другой, на юго-востоке, представлен ионическим алфавитом на свинцовых пластинах из Алькоя и Сигар-ралехо, а также надписями из Аликанте. Этот алфавит был заменен южным и иберийским. Третья группа состоит из встречающихся на монетах II века до н. э. надписей на прибрежном финикийском алфавите древнего происхождения.
Не следует забывать, что иберийский алфавит использовался в более поздний период. Кельты полуострова пользовались им потому, что его слоговая азбука подходила для произношения конкретных кельтских звуков.
Алфавит юго-запада.
Надписи на каменных стелах Алгарви и Западной Андалузии могут помочь в понимании тартесской цивилизации. Хотя эти двадцать надписей (исполненных на так называемом тартесском алфавите) были опубликованы в XIX веке, они до сих пор малоизвестны. Маргинальные надписи сделаны буквами спиралевидной формы в нерегулярной расстановке. Их археологическая основа неизвестна, однако они были повторно использованы в захоронениях VI века до н. э.
Попытки расшифровать эти надписи начал еще Шультен, который предположил их взаимосвязь с текстом Камины в Лемносе на атлантическом греческом алфавите, но на негреческом языке, известном как «тирсенский». Попытка Шультена дала основание предположить тирсенс-кое происхождение тартессийцев.
Рис. 24. Сравнительная таблица знаков в надписях из Алгарви и юго-запада (по Товару).
Профессор Гомес Морено считает эти надписи продуктом смешанной силлабической системы с алфавитными знаками, аналогичными иберийским, которые от них и произошли. Однако странно, что надписи Алгарви столь единообразны, а иберийские так различны и лишены последовательности. Это позволяет предположить слишком короткий период местного развития данной системы. Главная проблема — определить, является ли этот язык местным или был привнесен колонистами. Похоже, что два фактора свидетельствуют в пользу последней точки зрения. Во-первых, этот язык почти полностью алфавитный (кроме некоторых незначительных силлабических исключений) и, таким образом, резко контрастирует с исконным силлабизмом полуострова. Алфавитная система изменила бы древнюю слоговую азбуку и повлияла бы на создание или адаптацию иберийской письменности. Во-вторых, тартесский язык не сочетается ни с языком Южной Иберии, ни с языком Испанского Леванта.
Рис. 25. Тартесская надпись.
Иберийский алфавит.
Луч света на иберийскую цивилизацию проливают местные надписи в регионе между Андалузией и Ансерюном. Известно уже более 500 таких надписей, выполненных на бронзе, свинце, керамике, а также на монетах. Все они говорят о том, что иберы юга и испанско-левантинского и каталонского региона разговаривали на различных диалектах одного языка.
Самый древний текст был найден в 1922 году в Ла-Серрета-де-Алькой. Надпись на иберийском языке выполнена на свинце и состоит из 336 букв древнего ионического алфавита. То же можно сказать и о других текстах из Эль-Сигарралехо и Альбуфереты, и еще двух из Алькоя.
Надпись на свинце на алфавите Южной Иберии, похожем на алфавит Верхней Андалузии, была найдена в Ла-Бастида-де-Мохенте. Еще одна пришла из Лирии, другие нарисованы на горшках. Последние изображены на алфавите Испанского Леванта. Изучение этих известных надписей позволило профессору Гомесу Морено определить иберийский алфавит, выделив 5 гласных и 6 длительных согласных и разгадав значение силлабических знаков. Единственный пробел — интерпретация некоторых редко используемых букв.
Отмечено различие между имеющими много общего системами Южной Иберии и Испанского Леванта — Каталонии, особенно в отношении знаков. Разительное отличие между ними заключается в том, что южные надписи сделаны слева направо, а надписи испанско-левантинского и каталонского региона — в обратном направлении.
Те части иберийского алфавита, которые демонстрируют базовое архаичное силлабическое написание букв, связаны с греко-киприотской слоговой азбукой (по Гомесу Морено). То же можно сказать и о тартесском алфавите. Однако, по мнению Товара, формы этих обоих местных алфавитов тесно связаны с греческими и финикийскими буквами. Тезис о создании иберийского алфавита, «адаптированного в соответствии с оригинальной эволюцией и систематическим мышлением», на этой основе кажется вполне возможным. Южное написание выглядит старше, а испанско-левантинско-каталонское написание, похоже, произошло от него.
Рис. 26. Кусок свинца с надписью из Ла-Серрета-де-Алькой (две стороны). Длина 171 мм, ширина 62 мм, толщина 1 мм.
Иберийская фонетика сейчас уже точно определена благодаря вышеназванным надписям на свинцовых табличках VI века до н. э. на ионическом алфавите. Они доказывают, что иберийский совершенно не связан с другими индоевропейскими языками, включая кельтский.
Южный алфавит совпадает с надписями на различных монетах (Обулько, Кастуло и т. д.), на свинцовых табличках (Гадес и Мохенте), на ценных вазах из Абенхибре и Ла-Гранхуэлы и двух статуях из Эль-Серро-де-лос-Сантос и Салобраля (Альбасете). Надписей такого типа не найдено в регионе нижнего Гвадалквивира. Их отсутствие там можно объяснить мощным влиянием алфавитов колонистов, которые отодвинули местные алфавиты в верховья реки.
Рис. 27. Знаки алфавита Южной Иберии (по Товару).
Характер предметов, на которых встречаются южноиберийские надписи, дает основание датировать их периодом не ранее IV века до н. э. Алфавит Испанского Леванта также относится к более позднему периоду, поскольку сделанные с его помощью надписи обнаружены на керамике IV–II веков до н. э.
В однородном регионе Испанский Левант — Каталония — Лангедок обнаружены надписи, важное значение которых еще не было достаточно отмечено. Одна группа состоит из надписей на монументах и стелах, в которых чувствуется влияние элегантной греческой и римской эпиграфики и которые связаны с надписями на монументах захоронений в Сагунте. К другой относятся каталонские стелы (Бадалона, Фрага), возможно также похоронного содержания, чьи украшения контрастируют с кельтиберскими из Месеты. Третью группу составляют надписи на стелах иберианизированных народов в регионе Нижнего Арагона, уже воспринявших влияние латинских стел.
Кроме надписей, выгравированных на камне, имеются надписи, украшающие (или, возможно, поясняющие) сцены, изображенные на керамических изделиях. В регионе Лирия — Альоса (Теруэль) они нарисованы, а в Ансерюне — нацарапаны. Последние указывают имя гончара, емкость и содержание горшка, различные другие детали. Из этих мест также произошло несколько свинцовых пластин с надписями иберийскими буквами. Разнообразие надписей доказывает широкое использование письменности, и не только узким кругом культурной элиты.
Алфавит Испанского Леванта — Лангедока может преподнести еще много хронологических сюрпризов. Многочисленные рисунки Ансерюна, интересные (но редкие) предметы из Ульястрета, надписи на небольших местных сосудах из Буррьяча, Ареньс-де-Мар и других поселений доказывают, что тип алфавита, позже использовавшийся на монетах, оформился уже в IV веке до н. э. Это весьма важный факт, так как иберийская форма монет (за исключением имитации ампурьянской драхмы) существовала не ранее начала II века до н. э.
Рис. 28. Знаки алфавита Иберийского Леванта (согласно Товару).
Эволюция иберийского алфавита с IV века до н. э. и далее начинает прослеживаться путем сопоставления иберийских имен на латыни с теми, что написаны на импортных товарах (таких, как кампанианские). Открытие согласных-дубликатов (например, п), появление т в надписях III и II веков до н. э. и, помимо всего прочего, опознание истинных названий конкретных районов (указывающих племенные группы определенного значения) свидетельствуют о той пользе, которую можно извлечь из изучения иберийского языка еще до его расшифровки. Некоторые вариации в написании букв и недостаток последовательности в их написании считается результатом влияния других надписей. Они придали иберийскому письму особенный, архаичный характер, контрастирующий с посторонним влиянием — греческим на севере и финикийским на юге полуострова.
В римский период латинские тексты и надгробные надписи свидетельствуют об использовании иберийских слов и их включении в названия народностей и мест. Большое значение имеет «бронза Асколи», с более чем 40 иберийскими именами из конкретного региона. Эти имена состоят из персонального имени, сопровождаемого именем отца в форме, отличающейся от римской и несклоняемой.
Существование алфавитной формы, которую за некоторыми исключениями можно считать униформистской, убедительно свидетельствует о культурном единообразии иберийских народов полуострова.
Глава 5. ПОСЕЛЕНИЯ И ЖИЛИЩА.
Типичное-ибрейское поселение, как правило, располагалось на вершине удобного для обороны холма. Заявления Ливия о том, что в 217 году до н. э. римлянам сдались «120 народов», следует интерпретировать как рассказ об этих поселениях. Хотя местность была плотно заселена, а военные подразделения многочисленны, все говорит о том, что иберийские поселения представляли собой оборонительные сооружения для защиты окрестных полей.
Существовали ли иберийские города в прямом смысле этого слова? Если предположить, что Ульястрет был греческим Кипселой, то наиболее технически развитыми «городами» Иберийского региона были Ансерюн и Бур-рьяч. На их архитектуру соответственно повлияли греческие поселения в Сен-Блэз и в Ульястрете. Нет никаких свидетельств тому, что Ансерюн или Буррьяч были настоящими городами. Следует учесть, что в более поздние сроки существовали Герунда и Ауса, которые являлись действительно большими иберийскими центрами. Связи между различными коммунами региона привели к созданию важного типа поселений: они служили торговыми центрами географически ограниченного региона и, возможно, «штаб-квартирой» племени.
Мы все еще не можем установить связь какого-либо города или поселения с каким-либо конкретным племенем либо определить какой-либо чисто племенной город. Например, дала ли Индика свое название индицетам или получила свое название от этого племени? По мнению Ливия, некоторые индицеты желали поселиться поблизости от Эмпория. Отсюда можно сделать вывод, что они основали Индику в то время, когда их племя уже имело свое название.
Рис. 29. Положение иберийских поселений и кладбищ.
1 — Ле-Кейла-де-Майял; 2 — Ансерюн; 3 — Монтлаурес; 4 — Русцино; 5 — Род; 6 — Ампурьяс; 7 — Ульястрет; 8 — Ла-Креуэта; 9 — Кастель-де-Паламос; 10 — Кабрера-де-Матаро; 11 — Буррьяч (Кабрильс); 12 — Пуч-Кастельяр; 13 — Адарро (Вильянуэва); 14 — Вендрель; 15 — Таррагона; 16 — Олиус; 17 — Сорба; 18 — Ла-Педрера-де-Балагер; 19 — Хебут; 20 — Асайла; 21 — Альоса; 22 — Масалеон; 23 — Каласейте; 24 — Коль-дель-Моро-де-Гандеса; 25— Тивисса; 26 — Алькала-де-Чисверт; 27 — Рочина; 26 — Лирия; 29 — Сагунт; 30 — Сегорбе; 31 — Олива; 32 — Монтго; 33 — Мохенте (Ла-Бастида); 34 — Альбай-да; 35 — Алькой (Эль-Пуч, Ла-Серрета); 36 — Вильена; 37 — Тоссаль-де-Манисес (Аликанте); 38 — Ла-Альбуферета (Аликанте); 39 — Эльче; 40 — Эль-Молар; 41 — Амарехо; 42 — Мека; 43 — Льяно-де-ла-Консо-ласьон; 44 — Серро-де-лос-Сантос; 45 — Ойя-де-Санта-Ана; 46 — Арчена; 47 — Кабесико-де-Вердолай; 48 — Эль-Сигарралехо; 49 — Вильярикос; 50 — Эль-Макалон; 51 — Тутухи (Галера); 52 — Баса; 53 — Кастельонес-де-Сеаль; 54 — Тойя (Пеаль-де-Бесерро); 55 — Ла-Гвардия; 56 — Баэна; 57 — Фуэнте-Тохар; 58 — Альмединилья; 59 — Осуна; 60 — Сетефилья; 61 — Эль-Карамболо; 62 — Кармона.
Можно лишь точно сказать, что в основном «город» был поселением с оборонительными сооружениями и с обрабатываемыми землями вокруг него. На карте поселений видно, что прибрежные города являлись колониальными торговыми центрами, редко иберийскими. Материковое кольцо небольших иберийских фортов контролировались городами. Находившиеся несколько вдали от берегов Гадес, Новый Карфаген и Акра Левке подпадали под финикийское и карфагенское влияние. В Эмпории, а также в Гемероскопее и Сагунте прослеживается влияние греческой торговли.
В двух случаях колониальное влияние было настолько сильным, что рассматриваемые поселения казались полностью греческими, а не эллинизированными иберийскими. В Ульястрете найдено гораздо больше греческой керамики, чем в других поселениях. Поэтому можно предположить, что это был греческий город. Политическая организация Сагунта больше похожа на греческую колонию, чем на местный эллинизированный город.
К сожалению, наши знания об иберийских поселениях весьма ограничены. Основные причины нехватки подобной информации заключаются в сильной эрозии конических холмов Испанского Леванта и холмов степной зоны юго-восточных регионов, а также в переносе данных поселений в более позднее время (что имело место в долине Гвадалквивира и на большей части Каталонии). Отсутствие систематических раскопок подобных поселений — еще одна причина, почему наши сведения об этих городах намного скуднее сведений, которые мы имеем о захоронениях. Несмотря на это, прекрасные оборонительные сооружения, открытые в некоторых городах, и результаты последних раскопок в других поселениях дают нам представление о планировании иберами своих городов.
Исследования данных поселений удобнее проводить по географическим регионам.
Каталония. В каталонском районе обитали люди, которых можно отнести к иберийскому комплексу V и IV веков до н. э. Трудно точно определить местонахождение и распространение различных племен не только из-за расплывчатого содержания имеющихся текстов, но и из-за постоянного переноса границ, вызванного внутренними междоусобицами. В общих чертах распределение было следующим: к югу (Кампо-де-Таррагона) проживали коссетаны, которые в III веке преградили илеркаонам-илергетам доступ к морю. К северу от них проживали лацетаны, а к востоку — лайетаны, которые занимали все равнины вплоть до побзрежья. Между этими равнинами и Пиренеями обитал довольно отсталый конгломерат племен внутренних территорий: свессетаны и аусетаны, а в пиренейских долинах — баргузы, андосины, ареносы и серретаны. Индицеты Ампурдана располагались ближе всех к морю, и их самые южные поселения находились под постоянным давлением со стороны вольсков-тектосагов, обитавших к северу от Пиренеев.
Чтобы точно определить время происхождения иберийских народов, следует обратить взгляд на некоторые города эпохи поздней бронзы. Планировка Марлеса характерна для города с овальной центральной частью и радиально расположенными домами, тыльная часть которых формирует стену, окружающую поселение. Примером этого типа может служить Ла-Педрера-де-Балагер, центральная улица которого очень напоминает планировку городов степного района и имеет прямые параллели в долине Эбро и Нижнем Арагоне.
Каталония во времена иберов имела два выдающихся, хотя и спорных, поселения: Эмпорий и Таррагону. Оба относятся к циклопическим конструкциям. Проблема датирования стен Таррагоны еще не решена окончательно, хотя последние раскопки приписывают их к начальному периоду римского нашествия во II веке н. э. Совсем по-другому обстоят дела в Эмпории, стратиграфия которого указывает на период 1-й половины IV века до н. э., примером чему служит стена греческого Неаполиса. Несмотря на остатки стены более древнего и неопределенного периода, постройки Индики — крупного или небольшого индицетского города — по-видимому, относятся к IV веку.
По заверению Страбона, Эмпорий изначально был разделен стеной на два поселения: индицетов и греков. По словам Ливия, обе эти части были окружены одной общей стеной. Греческая часть у моря равнялась 400 шагам, а местная материковая — 3000. Стена вокруг центральной части Индики, вероятно, была построена по той же циклопической технологии, как и греческая. Похоже, это подтверждают остатки крепостных стен Индики, укрепленных многоугольными башнями под кесаревой стеной Ампурьяса. Сам факт существования циклопических конструкций в других городах доримского периода говорит о традиционном использовании этого метода строительства народами полуострова.
Нам известно большое число городов Каталонии от Пиренеев до Эбро. Они расположены на конических высотах над прибрежной равниной и речными путями, по которым осуществлялись контакты с внутренними территориями. Обычный план этих, расположенных на вершинах городов (иногда они находятся на склонах холмов) напоминает либо сетку внутри контурных линий, либо конус, окруженный стеной. Последний представляет собой весьма обычный план квадратов. Оба типа были широко распространены в Каталонском регионе.
Города Верхней Каталонии принадлежат к первому типу и, как правило, соседствуют с землями индицетов Ампурдана и близлежащих регионов. Хотя все эти пункты лишь частично раскопаны, их план вполне возможно определить, особенно в наиболее крупных поселениях.
В районе проживания индицетов особо следует упомянуть о следующих трех поселения: Сан-Жулья-де-Рамис, Кастель-де-ла-Фоска и Ульястрет.
Рис. 30. План поселения Ульястрет, провинция Жерона.
Сан-Жулья-де-Рамис занимает площадь 70 тысяч квадратных метров и считается одним из самых больших иберийских городов. Его прямоугольные дома (некоторые из них пятиметровой длины) построены по обеим сторонам улиц. Выходящий к морю Кастель-де-ла-Фоска представляет собой акрополь на каменистом полуострове с естественным портом и хорошо защищенным перешейком. Изначально этот древний город окружала циклопическая стена. Позднее он расширился на террасы по склонам и в IV–III веках до н. э. превратился в чисто иберийское поселение. Об этом свидетельствует иберийская расписная керамика, изготовленная с помощью гончарного круга. Близким его аналогом считается по условиям жизни соседний город Ла-Креуэта. Эволюционные фазы этих городов хорошо просматриваются в структурных различиях отдельных участков их стен.
Наиболее важным поселением равнины Ампурдана является Ульястрет, равный по значимости Эмпорию. Это изолированный холм 30 метров высотой, возвышающийся над осушенной в настоящее время болотистой равниной к юго-западу от Эмпория, которая в прошлом доходила до основания поселения. Равнина имеет треугольную форму и занимает площадь примерно 40 тысяч квадратных метров. С востока поселение охраняют утесы, а южную и юго-западную стороны составляют покатые склоны. Чтобы исправить этот природный недостаток, здесь была построена крепкая стена трехметровой толщины. Местами она достигает высоты 4 метров. Около 450 метров ее уже раскопаны. В ее основании лежат трапециевидные и многоугольные блоки, на которых возвышаются слои тесаных камней, размеры их уменьшаются по мере возвышения. Некоторые участки стены построены из перемежающихся широких и узких блоков, среди которых временами попадаются опорные и клиновидные камни с бороздками. На протяжении всей стены можно заметить различные методы строительства. Некоторые участки состоят исключительно из циклопических блоков, обтесанных для уменьшения их размеров. Эта технология обработки камня фактически применялась повсеместно. Стену защищают несколько круглых и две прямоугольные башни, расположенные с интервалами 30 метров.
В стене имеется четверо ворот, одни из которых представляют собой главный вход сложной постройки, охраняемый справа круглой башней, встроенной в трапециевидный бастион. С левой стороны стена закругляется, формируя проход. Этот проход находится в глубине общей линии обороны, и более поздние постройки скрывают его. От ворот начинаются подходы к акрополю. Главный из них ведет в центральную часть трапециевидной застройки, отмеченной группами домов, у некоторых имеются портики. От других ворот зигзагообразная дорога петляет вверх, и от каждого изгиба отходят меньшие по размеру соединяющие дороги. Раскопанные дома находятся на территории между стеной и акрополем. Дома имеют многоугольную или квадратную форму. В мягком камне пола много ям — хранилищ.
Обнаруженный в 1947-м и впервые раскопанный в 1951 году Ульястрет всегда считался центром обитания индицетов. Но по всей видимости, он был таким же важным центром, как Ампурьяс и Кипсела. Мы до сих пор находимся лишь на предварительной стадии изучения этого очень интересного поселения. Некоторые участки стены еще не раскрыты, и не установлено соотношение между различными археологическими уровнями и архитектурными остатками, но уже можно эту древнюю стену датировать IV веком до н. э. Впоследствии стена была достроена и укреплена прямоугольными и круглыми башнями, вероятно относящимися к промежуточной фазе. План и методы строительства этой стены перекликаются с постройками греческих поселений Западного Средиземноморья конца IV века, такими, как Капо-Сопрано-де-Жела и Сен-Блэз.
Архитектурные детали Ульястрета скопированы с некоторых иберийских городов района Каталана. При создании этих городов использовались более совершенные методы строительства, чем у соседей.
Рис. 31. План поселения Пуч-Кастельяр, Санта Колома-де-Граманет, Барселона.
Города побережья Марезма обычно строились по секционному плану (Бурриач, Кальдетас), однако в Пуч-Кастельяре прослеживается план конусной стены. После Ульястрета Бурриач является наиболее технически развитым центром. Внешние углы некоторых участков стены указывают на влияние строительных методов Ульястрета, так же отесывали многие блоки внешней поверхности стены с обеих сторон. Аналогичное влияние прослеживается и в Тивиссе (провинция Тарагона), на реке Эбро в Южной Каталонии. Здесь вход защищают две большие башни, создающие треугольное и многоугольное строение с двумя внутренними комнатами, выходящими поверх широкого створа ворот. Эта конструкция напоминает постройки Ульястрета. Однако как по своему плану, так и месту расположения этот город принадлежит к поселениям регионов Нижнего Арагона и долины Эбро, с которыми он поддерживал тесные контакты.
Каталонские города возводились из камня. Из него строились как основания, так и верхние части стен. В уже тщательно раскопанных поселениях отмечается использование саманного кирпича (для строительства верхней части стен, а также для других целей). Этот строительный материал присутствует в Пуч-Кастельяре (Санта-Колома-де-Граманет) и в Ла-Торре-дельс-Энкантатс (Кальдетас), где найдены небольшие глиняные кирпичи размером 10 х х 20 см.
Использование сырца для верхней кладки стен в городах Каталонии объясняет отсутствие в Ульястере большой верхней части стены недалеко от ворот. Вероятно, она служила для поддержки деревянной конструкции на каменной стене, что позволяло достроить сырцовый верх и амбразуры наподобие тех, которые мы видим в Капо-Со-прано (Жела). Это была обычная практика строительства восточных греческих городов фокейского региона, например Смирны.
Долина Эбро. Раскопки в начале XX века позволили установить группу исключительно схожих городов в долине Эбро, в Нижнем Арагоне. Впервые они появляются в период культуры послекельтского послебронзового века и существуют до фазы поздней иберийской керамики во II веке до н. э.
Эти города следовали древнему плану высоких платформ, окруженных овалом, из которого исходят ряды домов с двумя или тремя широкими прямоугольными комнатами, обычно снабженными портиком. Строительным материалом служили большие саманные кирпичи (30 х 40 см), а камни использовались только для фундамента. Здесь явно просматривается кельтская модель планов либо на открытой площади, либо с широкой центральной улицей. Это подтверждают некоторые конструктивные детали, такие, как поддерживающие деревянные балки, встроенные в стены (как в Кабесо-де-Монлеон-де-Каспе), плоские крыши, снижающиеся к передней части, очаги, скамейки и кладовые.
Как правило, самые старые города находятся в районе центрального Эбро, например Кортес и Редаль. Они содержат элементы слияния культур послебронзового века и курганного периода.
Самыми ранними городами считаются Эскодинес-Башес и Эскодинес-Альтес. Иберийская керамика впервые встречается в V–IV веках до н. э. вместе с улучшенной планировкой домов и более крупными городами. Эти факторы указывают на увеличение населения, что соответствует рассказам древних авторов об огромных людских ресурсах этого района. Так, в Сан-Антонио-де-Каласейте древний кельтский центр, расположенный на возвышенности и относящийся к VI веку до н. э., значительно разросся к концу V века. Сохранился общий план центральной улицы. За выходящими на нее домами есть еще одна, обнесенная валом, дорога с новыми домами в конце. В городе встречается странный тип дома с двумя противоположными полукруглыми частями. В соответствии с планом улицы центральные дома больше тех, которые расположены на окраинах. Добавление еще одной стены в тыльной части мотивировано местными конфликтами во время иберийского захвата данного района. Аналогичные черты прослеживаются в Лес-Омбриес, где меньшие по размеру дома соответствуют иберийской модели, так же как в Эльс-Кастельянс. Ла-Жессере-де-Касерес (Таррагона) прямоугольные или трапециевидные дома с обеих сторон центральной улицы окружены стеной с закругленными углами, адаптированной к неровностям местности. Аналогичные черты присутствуют и в Пьюро-дель-Барранк-Фондо.
Рис. 32. План башен у входных ворот в поселении Тивисса, Таррагона.
Самым большим из всех городов района Эбро является Кабесо-де-Алькала-де-Асайла (Теруэль). Позднее он превратился в иберийский город и с многими изменениями продолжил свое существование вплоть до римского периода. Его извилистые и не ровно вымощенные улицы в общем соответствуют плану центральных улиц, типичному для этого региона. Большие прямоугольные дома составляют единые массивы. В более богатых домах двери имеют встроенные в стены скамейки из самана, покрытого известняковыми плитами, подобно тем, которые найдены в коридорах. Слева от двери находятся очаги и углубления с глиняными чанами, в которых встречается винный камень. В более бедных домах в дальнем конце центральной комнаты имеются кладовые и зернохранилища.
Ла-Педрера-де-Балагер (Лерида) иллюстрирует, как города долины Эбро поддерживали связь по реке Сегре с аналогичными поселениями отдаленного района Сольсонес — такими, как Кастельвель, Ансереса и Сан-Мигель-де-Сорба на территории ласетанов.
В иберийском городе Кастельвель, построенном поверх другого, более древнего поселения, каменистая почва пола в домах понижена и выровнена. В полу вырыты ямы для хранения запасов. Ансереса была окружена стеной, а ее дома построены из камня без использования самана. Полы в домах вымощены глиняными черепками, что характерно для некоторых городов района Марезма, например Кальдетаса. В Сорбе найдены целые серии круглых, овальных или прямоугольных ям — хранилищ, некоторые из них соединяются подземными проходами. Такое большое количество подпольных хранилищ можно встретить только в Ульястрете и Ла-Фоске. Все эти города лацета-нов были разрушены между 198-м и 194 годом до н. э. при набегах воинственных соседей. Однако Сорба была восстановлена в попытке установить дружеские отношения между победителями и побежденными.
Город Тивисса, занимающий 40 тысяч квадратных метров, окружен каменной стеной на циклопической основе. Полы в домах города выстланы большими плоскими камнями. Для народов долины Эбро он служил воротами к морю. Его стратегическая позиция в месте, где река выходила на прибрежную равнину, имела исключительно важное значение.
Испанский Левант и Юго-Восток. Чисто иберийские города, в которых нет более ранних уровней, находятся в районе Испанского Леванта. Они обычно расположены на конических холмах, недалеко от реки, а их план представляет собой радиальную сетку, поднимающуюся по террасам.
В сравнении с небольшим количеством кладбищ плотность поселения в этом районе довольно высока. Примеры такого типа городов можно встретить в долинах Валенсии и Аликанте, например Пуч-де-Алькой. Аналогичным городом является Ла-Серрета, занимающая площадь 27 тысяч квадратных метров. Еще один пример — город Чарполар, охранявший внутренние территории Дианиума и находившийся под защитой крутых склонов. Наиболее типичными и известными городами считаются Ла-Бастида-де-Мохенте, Лирия и Рочина.
Рис. 33. План поселения Ла-Бастида-де-Мохенте, Валенсия.
Ла-Бастида-де-Мохенте занимает площадь 20 тысяч квадратных метров и является частью оборонительного прибрежного пояса между Гемероскопеей и Акра Левке. Контестаны оставили его еще до начала Пунических войн. Раскопки показали беспорядочную группу домов довольно сложного плана. Находки под толстым слоем золы относятся к IV и V векам до н. э., в Лирии, на внутренних территориях равнины Валенсии, было разрыто более 130 домов, расположенных на искусственных террасах. Находки V века относятся к моменту создания поселения, а внезапный конец его наступил в 76 году до н. э.
Иным типом поселения была Рочина. Занимаемая ею небольшая площадь в 700 квадратных метров говорит о том, что это скорее был маленький укрепленный форпост на реке Палансия, чем центр постоянного проживания. В его 17 прямоугольных домах, расположенных по обе стороны узкой улицы, могли найти убежище не более 200 человек. В домах каменный фундамент, глинобитные стены, крыши из хвороста и полы из утоптанной земли.
Рочина, Сегорбе и другие маленькие крепости охраняли земли за Сагунтом, большим равнинным городом. У археологов есть большие сомнения по поводу Сагунта, однако Ливий дает подробное описание этого города во время нашествия Ганнибала. Он был атакован в трех местах с угла стены, выходившей на плоский открытый участок земли. Этот участок прикрывали мощные башни, а сама стена была крепче, чем в других местах. Она была построена из камня и глины, в связи с чем ее с легкостью разрушали атакующие и восстанавливали осажденные. Последний укрепленный пункт Сагунта, форум, находился в самом высоком секторе. Упоминание о форуме, несвойственном для иберийского города, характер городских строений и параллели с Ульястретом — все это подталкивает нас к мысли о том, что Сагунт был настоящим греческим, а не иберийским городом.
Города юго-востока провинции Мурсии и Альбасете, например Мека и Амарехо, напоминают вышеописанные. Наиболее интересным среди них несомненно является Эль-Кабесо-дель-Тио-Пио-де-Арчена (Мурсия), расположенный на высоте 200 метров над руслом реки Сегуры, на искусственных насыпях и террасах. Стены его больших домов, построенные на толстом фундаменте из известнякового раствора, все еще возвышаются до двух метров. В южной части найдены 7 совмещенных жилищ, а на плато — большое прямоугольное строение.
Верхний Гвадалквивир. Как ни парадоксально, в этом районе, имевшем огромное коммерческое и культурное значение и давшем наиболее богатые находки греческого и иберийского характера, нам известно лишь одно поселение.
Во времена иберов неподалеку от захоронения Эль-Кольядо-де-лос-Хардинес (Хаэн) существовал населенный центр. Позже он был захвачен римлянами, и на его месте возник либо город со смешанным населением, либо два отдельных населенных пункта. Руины указывают на большую населенную местность с прямоугольными домами на каменных фундаментах, с покрытыми натуральным шифером крышами. Покатая местность внутри стен выложена камнями. Главный вход охраняют две башни, в основании которых все еще видна циклопическая каменная кладка. Площадка перед ними была раскопана. Вымощенное пространство позволяло разъехаться двум повозкам. Дома расположены на двух отдельных участках, полы сделаны из утоптанной земли и плиток из обожженной глины. Некоторые дома сгруппированы по три или четыре. Вероятно, некоторые семьи пользовались несколькими домами, в которых есть по два и более входов. Эти постройки разделяют узкие извилистые улочки, лишенные какого-либо плана.
Долина Гвадалквивира. На равнине, где, вероятно, располагался Тартесс, колониальная деятельность несомненно должна была привести к основанию целого ряда настоящих городов. Это подтверждает огромное число находок в этом районе, но нам известны лишь два поселения, одно из которых, Осуна, явно относится к римскому периоду. Другое-Кармона, вместе с поселением Эль-Карамболо все еще исследуются.
Энгель и Пари в 1903 году раскопали крепость Осуну и открыли около 100 метров ее стены. Она представляла собой созданное наспех сооружение, грубо обработанные камни которого скреплялись глиной. Стена имела пять полукруглых башен, от которых можно провести интересные параллели к сооружениям городов севера, извилистые участки стен которых также следовали неровным контурам почвы. Стена состоит из двух параллельных секций, выходящих на склон. Их внутренняя часть заполнена камнями и землей. Датировка этих сооружений вызывает большие споры, однако местные находки позволяют отнести ее ко II веку до н. э.
Совсем другое дело Кармона, которая ставит перед нами проблему цивилизации, предшествовавшей формированию иберийской культуры, а именно: Тартесса. Ранние попытки Шультена оставили ее нерешенной: его раскопки в Сер-ро-дель-Триго (Кото-де-Донья-Ана, Кадис) только слегка коснулись поверхности города романизированных рыбаков. В Эль-Карамболо и Кармоне раскопки были скорее посвящены изучению стратиграфии поселений, чем планов городов. В результате этого раскопанные участки довольно малы.
Таким образом, андалузский тип иберийских городов остался почти неизвестным. Последние исследования взаимоотношений тартесской цивилизации с предшествующими и последующими культурами не пролили никакого света на иберийский мир. Несмотря на это, последние примеры Кармоны и Эль-Карамболо иллюстрируют широкий и нераскрытый потенциал андалузского региона для будущих исследований тартесско-турдетанской цивилизации. Поселения, которые, как считается, должны там находиться, чье важное значение подтверждают как письменные источники, так и плодородие земель данного региона, ожидают археологов, чтобы вновь увидеть свет.
Глава 6. СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ, ТОРГОВЛЯ и ЭКОНОМИКА.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ СТРУКТУРЫ.
У народов, населявших долину Гвадалквивира, существовала сильная монархическая традиция, о которой говорят древние тексты, касаясь проблемы Тартесса. Сегодня считается, что централизованная власть, о которой можно судить по мегалитическим захоронениям, могла положить начало тартесской монархии. Обширная территория и единообразные природные условия долины благоприятствовали подобной организации, а близость южных городов (таких, как Гадес) с монархией восточного типа — усилила ее. На существование централизованной власти указывает также близость языков, основанных на аналогичном алфавите.
Однако политическое единообразие у народов, населявших долину, исчезло еще до нашествия римлян. Древнюю монархию и централизованную экономику сменили разрозненные царства, соперничающие за власть.
Одним из наиболее ярких примеров разрушения турдетанской монархии и падения ее престижа является царство правителя (regulus) Кульчаса, который в 206 году имел 28 городов, а в 197 году до н. э. только 17. Примерно в этот же период правили и другие цари, такие, как Ат-тенес, Луксиний «правитель Кармоны и Бардо» и Коррибило.
Зачастую «регулы» — царьки являлись правителями лишь одного города и окружающих его территорий. Иногда один монарх правил двумя городами, взаимные связи между которыми зависели лишь от него одного. Титул regulus присваивался этим правителям римлянами вполне произвольно. Бывали случаи, когда так называемые «цари» узурпировали власть у законных правителей. Судя по отдельным монетам юга, мы можем предположить одновременное существование как магистратов, получивших власть от короля, так и тех, кто был избран народом.
О дезинтеграции монархии свидетельствуют также конфликты между различными народностями Турдетании, не охваченными единым правлением. Большое восстание против римлян было организовано Кульчасом и Луксинием в 196 году до н. э., и в одном из этих эпизодов Будар и Бесадин упоминаются как испанские императоры.
Независимо от того, давалась ли власть или существовала «по божественному праву», вполне очевидно, что южные царьки действовали как представители городов, от имени которых вели войны и заключали союзы. Римляне признавали законность существования местных царей, поскольку они принимали их в свои подданные посредством заключения пактов установленной юридической формы. Сципион заявляет, что он создавал из них реальных царей, которые подчинялись ему по договору, гарантировавшему военную помощь в обмен на денежные дары, что означало договорное подчинение, но не сложение полномочий.
Политическое и экономическое развитие Андалузии объясняет турдетанскую социальную структуру. Сельскохозяйственное благополучие долины всегда являлось результатом латифундисте кой системы, основанной на эксплуатации. Это объясняет существование небольшого класса землевладельцев и огромного числа наемных работников или рабов.
Класс торговцев, обогатившихся посредством торговли с южными коммерческими центрами, а также владельцы кораблей были неотъемлемой частью этой социальной пирамиды. Прочно устроившись на этой земле, они легко смешались с местным населением. Примерами этому может служить женитьба финикийцев и пунийцев (Гасд-рубал и Ганнибал) на местных принцессах.
В турдетанские времена добыча полезных ископаемых приносила большие доходы. Частные владельцы рудников пополнили верхние слои общества, в то время как огромное число рабочих под управлением мастеров долгие часы трудилось под землей. В турдетанский период число рабов было гораздо меньше, чем при римлянах. Вполне возможно, что большинство рабочих были наемными. Надписи, обнаруженные в горнодобывающих районах, рассказывают о людях самого различного происхождения.
Нищета безземельных крестьян и рудокопов заставляла многих из них бросать работу и формировать банды, которые грабили окрестные территории. Считается, что южное общество ввиду экономических различий было разделено на касты: землевладельцы, владельцы шахт и мелкопоместные землевладельцы, очень важный социальный слой скотоводов, и, наконец, рабы.
Испанский Левант. Иберийские народности Испанского Леванта дают нам тип совершенно другой политической и социальной структуры. Отсутствие монархических традиций объясняется большой удаленностью от финикийских торговых центров и сложностью внутренних связей в силу географических условий. Греческое влияние способствовало возникновению здесь системы городов-государств. Основным фактором был статус «горожанина» средиземноморского происхождения, ставивший интересы своего родного города превыше интересов соседей.
В результате подобной системы возникла целая серия небольших государств, политически благоприятствовавшая местным союзам. Для создания конфедерации они зачастую воевали друг с другом. Нам известны имена некоторых «царей» III века до н. э.: например, Эдекон, связанный с городом Эдека и его населением — эдетанами. Возможно, его правители осуществляли исполнительную власть, возложенную на них ассамблеей или сенатом.
Долина Эбро. В долине Эбро единственным народом, имевшим сильное политическое объединение, являлись илергеты. Их экономика основывалась на единении, а иерархическая система имела кельтскую ориентацию. Усилия илергетов по созданию конфедерации с соседями имели кельтскую направленность и были связаны с распространением кельтов на полуострове во времена римского нашествия. В большинстве случаев «цари», такие, как Амусик Аусетанский, были обычными военачальниками, узурпировавшими власть.
Сила сената или ассамблеи Сагунта носила явно греческое происхождение. Их влияние на соседние народы доказывает тот факт, что некоторые из них изгоняли своих ничтожных царей и обращались к сенату. Сенат Сагунта представлял собой аристократический совет, однако во время осады Ганнибала этот орган назначил претора, который исполнял временные функции.
Каталония. В 195 году до н. э. Катон призвал народы Каталонского региона к избранию сенаторов, что говорит об отсутствии какого-либо органа, ответственного за управление. Изначально главы семейств представляли своих людей в рамках демократической политической системы, устойчивость которой объясняется отсутствием каких-либо огромных богатств, которые можно было поделить. Это также объясняет, почему так мало известно о социальном положении северных иберов в противоположность южным.
Одним из наиболее любопытных явлений была практика принесения обета — devotio, признанная Цезарем и считавшаяся Плутархом чисто иберийской. Она подразумевала клятвенное обещание во всем слушаться своего руководителя. Цезарь описал эту практику, особо отметив обязательства devoti — всецело преданных приверженцев. Эти люди составляли личную охрану своего начальника, защищали его, разделяли с ним все радости и горести и никогда не переживали его. У Вириата была когорта devoti, которые сопровождали его и в день свадьбы, и в день похорон. Эта практика объясняет огромное число коллективных жертвоприношений среди иберийских народов. Римляне оценили положительные стороны этого явления, и некоторые генералы даже пользовались этим в своих интересах.
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ.
Сельское хозяйство.
Месета была хлеборобным регионом и поэтому стала житницей римлян. Однако зерно не было исключительной прерогативой Месеты. В 203 году до н. э., когда римляне владели только побережьем полуострова, импорт испанского зерна привел к понижению цен на римском рынке. Значение илергетов основывалось на богатом зимнем урожае в долине Эбро. Турдетанские земли возле реки «возделывались под виноград и различного рода плантации», а в Лузитании цены на зерно были значительно ниже по сравнению с ценами Афин.
Основным занятием иберов были, несомненно, выращивание винограда и оливы, привнесенных греками. Северные границы виноградарства распространялись от Ампурьяса, включая Лангедок и Прованс. По мнению Марциала, каталонские вина, за исключением таррагонских, были весьма низкого качества. На внутренних территориях виноградарство было распространено по всей Турдетании и достигало Карпетании.
Районом наиболее интенсивного земледелия и производства наилучшего оливкового масла был регион Гвадалквивира, хотя уже в начале II века до н. э. оливковые сады распространились до центрального массива внутренних территорий и до района индицетов на побережье.
Сады фруктовых деревьев составляли зеленый пояс вокруг городов. Гранаты (восточный фрукт) можно видеть на фрагментах вазы из Лирии. Фиговые деревья пышным цветом цвели в Сагунте, огромное разнообразие фруктов произрастало на юге. Искусные садоводы знали даже, как делать прививки деревьям. Большим спросом пользовались персики Испанского Леванта, трюфели из Нового Карфагена и артишоки из Кордовы. Не меньшую известность получили ранние розы из Нового Карфагена и шиповник из Лайетании.
Рис. 34. «Урожай гранатов». Расписной фрагмент калафа из Лирии.
Со времен римского нашествия флора и способы культивирования земли в Иберийском регионе значительно изменились. Уничтожение лесов сократило болотистые и степные территории. Определенно можно сказать, что в Сагунте, наиболее плодородном районе, производившем лучшие фрукты, тогда не росли апельсины и лимоны, завезенные позже маврами.
Разведение скота и рыболовство.
Поистине обожаемым животным на полуострове была лошадь, сродни парфийской. На диких лошадей охотились в лесах внутренних территорий. Они использовались в кавалерии и широко экспортировались, что говорит об их огромном количестве на полуострове в римские времена. В хозяйстве также пользовались кельтиберийские ослихи и мулы из горных районов.
Хотя овцеводство было в основном характерно для Месеты, отгонное скотоводство позволяло выращивать их на юге и в долине Эбро в зонах летнего выпаса между равнинами и высокогорьем.
Рис. 35. Изображение рыб на керамике из Лирии.
Охота на диких свиней и вепрей была иберийским спортом, а выращивание домашних свиней обеспечивало население ветчиной высокого качества. Большое количество шкур быков, отмеченное в списках трофеев, свидетельствует о том, как высоко ценились эти животные в качестве платы или подарка.
Омывающие полуостров моря давали большое разнообразие рыбы. Макрель и тунец от Геркулесовых столбов, моллюски из Картеи, осьминоги и кальмары из Секси, устрицы из Эльче и многие другие морские продукты способствовали процветанию индустрии засолки и сохранения продуктов. Время от времени встречались представители огромных китообразных, таких, как дельфины, касатки и киты.
Минеральные ресурсы.
Между Тартессом, который получил в наследство древнейшие металлопроизводящие центры, и оловянным путем Касситеридеса действовала торговая система, основанная на богатстве иберийских шахт. Наиболее известным рудным регионом была Сьерра-Морена.
Большой известностью пользовались серебряные рудники Илипы (Алкала-дель-Рио, провинция Севилья) и шахты киновари в Сисапо (Альмаден, провинция Хаэн). Котинай возле Сисапо был, как рассказывали, «богатым медью и золотом», Аурингис (Асти, Баса) славился как центр серебряного литья. Со времен Ганнибала серебро добывали в шахтах Акци (Гвадикс). 40 тысяч местного населения работали в серебряных рудниках возле Картахены. Единственная шахта Бебело давала Ганнибалу более 300 фунтов руды в день. Ссылаясь на Посидония, Страбон рассказывает об умении рудокопов Турдетании. Он отмечает их способности отрывать глубокие галереи и применять знание винта Архимеда для удаления воды.
В районе Кастуло благодаря течениям корабли могли достигать Кордовы, до Гвадалквивира, а оттуда лодки, выдолбленные из стволов деревьев, добирались вплоть до Монс-Аргентариус. Некоторые реки, такие, как Хениль, наносили огромные массивы песка, из которого вымывали золото. Золотые рудники были и в Сьерра-Неваде, где руду плавили и очищали.
Помимо железоплавильного производства в горах Монкайо, в районе Эбро, мы также знаем о существовании железных и серебряных рудников в регионе Бергистани и об освоении местных ресурсов в других центрах Катала-на, как, например, в Торре-дельс-Энкантатс (Кальдетас, провинция Барселона), о чем свидетельствуют горы отработанных шлаков.
В завершение рассказа о богатстве металлами из местных недр следует упомянуть о находках иберийских и кельтских кладов, не говоря уже о суммах, которые поступали римлянам в виде дани или вымогались некоторыми магистратами. Статистические данные первого года после римского нашествия говорят об определенных притоках золота и серебра из районов, где о рудных разработках ничего не было известно. Это дает основание предположить существование интенсивной торговли в этих регионах или наличие гораздо большего числа разработок, чем те, о которых мы знаем. Самое большое число изъятого металла отмечалось в 194 году до н. э., когда М. Порций.
Катон вывез в Рим 25 тысяч фунтов слитков серебра, 123 тысячи фунтов с клеймом biga (колесница, запряженная двумя лошадьми), 540 фунтов иберийских драхм и 1430 фунтов золота. Римляне значительным образом расширили разработку минеральных богатств Иберии и в итоге были вынуждены принять законы, касающиеся их условий добычи и охраны собственности.
ПРОМЫШЛЕННОСТЬ.
У нас имеются определенные сведения и об иберийской текстильной промышленности. Большое количество находок отвесов ткацких станков и веретен говорит о ее значительном развитии, а небольшой рельеф Ла-Альбуфереты с изображением женщины-пряхи иллюстрирует один из ее аспектов.
Лен попал в Иберию через посредство финикийцев и греков, а эспарто там было уже известно давно. Это волокно наиболее интенсивно культивировалось в окрестностях Нового Карфагена и в меньшей степени во внутренних территориях Эмпория.
Эспарто Нового Карфагена было длинноволокнистым и использовалось для изготовления грубых коек, факелов и обуви. По словам Плиния, пастухи одевались в изделия из этого волокна. Изначально урожай эспарто собирали в летний период, но позднее стали собирать еще один урожай зимой для удовлетворения возросших потребностей судового такелажа.
Из льна ткали тонкие и красивые ткани. Сагунт, Сетаби, Эмпорий и позднее Таррагона специализировались на этом производстве, причем последняя славилась своим экспортом охотничьих сетей. Прибрежная индустрия специализировалась на засолке и сохранении продуктов. Из южноиспанской макрели изготовлялся специальный тип соуса.
Кроме такого домашнего производства, как помол муки и выпечка хлеба в печах, иберы занимались приготовлением напитков: кельты пили пиво, а иберы предпочитали вино, смешанное с медом.
РЕМЕСЛЕННИКИ И РЕМЕСЛА.
Иберийские ремесленники преуспели в обработке металла, особенно в изготовлении оружия. По слова Диодора, прочность иберийских сабель была такова, что их удары не могли выдержать ни шлемы, ни щиты, ни кости. Филий объясняет их качество использованием очень чистого железа и практикой изготовления оружия из холодного металла с помощью легких ударов, продольно укреплявших клинок.
Качество оружия проверялось следующим образом: саблю брали одной рукой за рукоять, другой — за конец клинка, помещали на голову и сближали оба конца до тех пор, пока они не достигали плеч. При резком отпускании хорошая сабля выпрямлялась, не ломаясь.
Исследования X. Сандарса и Коглана не содержат данных об использовании чистого железа. Первый сообщает, что в кусочке, вырезанном из тыльной стороны сабли, внешняя часть содержала углерода на глубину примерно 1/8 дюйма. Эта пропорция сокращалась по мере продвижения к центру. Коглан сравнивает фальчион из Альмединильи с этрусским и утверждает, что последний был гораздо лучше, так как состоял из сплава мягкого железа и стали, в то время как иберийский образец был из невыпаренного мягкого железа. Во время операции последнего отжига лезвие нагревали для чернения. Изготовление выпуклого сложного узора представляло собой значительную проблему, и пользующийся традиционными методами кузнец, по всей видимости, наносил V-образный рисунок с помощью аккуратной ковки горячего металла и его последующей окончательной шлифовки. Однако украшение клинка выполнялось режущим инструментом, а не ковкой или штамповкой, что было бы гораздо проще. Возможно, сабля была церемониальным оружием, поэтому металл отпускался только для получения прекрасной голубой патины. Фактически же иберийское оружие было бледной имитацией этрусских образцов.
О различных иберийских металлических отливках мы поговорим далее. Здесь же достаточно отметить, что ремесленники были знакомы с рельефными работами, чернением, зернением, золочением серебра и многими другими методами.
Гончарное производство процветало повсюду. Известно множество печей для обжига керамики, изготовлявшейся как вручную, так и на гончаром круге, либо одновременно, либо в различное время. Знание колеса, благодаря контактам с колонистами, привело к определенной специализации. Так, например, роспись горшков являлась прерогативой особых мастерских. Клейма гончаров и личные штампы художников подтверждают это предположение. Аналогичная специализация проходила в области скульптуры, поэтому можно различить отдельные стили местных художников, школ и мастерских.
Начиная с IV века до н. э. местные художники имитировали финикийские и греческие методы плавки и отливки стекла, а также изготовление различных типов ваз. Они производили полихромное стекло из почти непрозрачной стеклянной пасты и украшали свои изделия расплавленным стеклом, нанося его шпателем. Бусы из стеклянной пасты могли быть имитацией импортных, однако еще одной иберийской специализацией было изготовление головок булавок подобно той, которая была найдена в Кабрера-де-Матаро.
ТОРГОВЛЯ.
Нам мало что известно о коммерческих наземных маршрутах в иберийские времена, однако объекты, найденные далеко от места своего происхождения, указывают на существование местной торговли. Присутствие иностранных торговцев подтверждает наличие их товаров в местных поселениях и копии привозных предметов, сделанные местными мастерами.
Торговля местными товарами ясно проиллюстрирована рынками и захоронениями, что частично объясняет находки кельтских предметов в Андалузии и тартесских золотых и серебряных изделий в Месете. Клады Сьерра-
Морены, пограничного региона между иберами и кельтами, демонстрируют влияние обоих этих народов, а также восточных колонистов. Последних влекло к таким жизненно важным центрам, как Вильярикос, Тухья, Альмединилья, обилие местных минеральных богатств.
Мастера золотых и серебряных дел, вероятно, возили свои изделия все в более отдаленные области, чтобы удовлетворить спрос на свои товары и собственные амбиции. Заслуженная слава многих таких центров обеспечивала заказы из отдаленных мест, что объясняет присутствие ваз из Эльче и Арчены в Ампурьясе. Изделия аналогичного стиля обнаружены и в Северной Африке и в Италии, куда экспортировался знаменитый соус из макрели, возможно в тех же сосудах.
Исследование распространения местных монет — наилучший способ определения степени экономического развития иберийских центров.
МОНЕТЫ.
Греческие монеты.
С V века до н. э. Иберия была подразделена на зоны с различными типами чеканки монет, отражающими сферы влияния различных центров. Распространение монет в определенной мере характеризует политический и экономический статус страны, поскольку чеканка монет подразумевает политическую и экономическую независимость, опирающуюся на сильную власть.
Массилиотский тип монет (Ауриол) — самый ранний известный в Иберии, но примерно в 450 году до н. э. начали появляться эмпорийские маленькие серебряные монеты без надписи — символы его самостоятельности. Позднее фракции массилиотской драхмы, отчеканенные в Эмпории, начали распространяться по всем территориям, вплоть до мыса Нао. В начале IV века Род (Росас) также стал чеканить монеты. Эмпорийская драхма с изображением нимфы и лошади указывает на пуническое влияние.
К концу этого же столетия Род чеканил драхмы с изображением розы, в то время как на драхмах и фракциях Эмпория изображался Пегас, а позже Хрисаор. Это продолжалось до периода появления динар, включая тип монет пониженной ценности.
Греческие монеты Эмпория находят в районе между Массилией и Новым Карфагеном. Они имели большое значение, поскольку служили основой для всех местных серий. Иберийские города чеканили серебряные монеты греческого типа, однако иберийские надписи на них указывали на доминирующее положение Эмпория.
Иберийская монетная система.
Все типы иберийских монет легко распознать: на них всегда изображен всадник с пальмовой веткой и оружием. Территория их распространения даже шире, чем у иберийской керамики. Она достигает кельтской Месеты, где использовался алфавит кельтских монет, а их типы копировались в местном стиле.
Хронология иберийских монет начинается с серебряной драхмы, имитирующей драхму Эмпория, примерно 180 года до н. э. Одна из этих имитаций в бронзе отчеканена в Индике и имеет изображение головы Пегаса. На решке монет, представляющих собой фракции, изображались различные животные, а некоторые серии имели обозначения их возможной ценности, а также названия магистратов. В двойном городе Арсе-Сагунте до 219 года до н. э. чеканили серебряные монеты, на одной из которых была изображена голова Дианы. Начиная с 180 года большие, аккуратно отчеканенные монеты появляются в Чесе (Таррасо), Сагунте, Ильдирде (Лерида), Авсесене (Вич) и других городах.
Чеканка серебряных монет и динаров достигла своего пика в последней четверти II века до н. э. Во время серторианских войн, примерно в 83 году до н. э., чеканились специальные двуязычные монеты. Выпуск монет с иберийскими надписями прекратился в 45 году до н. э. Им на смену пришли испано-латинские монеты, хотя некоторые более ранние типы все еще оставались в пользовании.
Различные коммерческие центры Лангедока чеканили монеты с иберийскими надписями и рисунками, например Неро (Нарбонн), Селонсен (Ансерюн) и Бригантэн. Большое число местных торговых центров в период между III и I веком до н. э. свидетельствует о самодостаточной и децентрализованной экономике. Некоторые монеты находят на большом расстоянии от места их производства, что подтверждает коммерческое значение таких центров, как Цесе, Индика и Арсе.
Андалузская монетная система.
Благодаря алфавиту, на котором сделаны надписи, андалузские монеты можно подразделить на следующие группы.
Между Альмерией и Уэльвой найдены монеты с надписями, сделанными идентичными буквами, нехарактерными для Андалузии, например Орке (Урси в Альмерии), Икалоскен и Кастуло в провинции Хаэн. На других, более совершенного типа, имеются сокращенные названия магистратов, например в Илдиберге и Обулько. Эти монеты, по всей видимости, оставались в пользовании до периода Августа и имеют латинские и местные двуязычные надписи.
Монеты финикийских поселений юга (Вильярикос, Гадес и Эбуссус) трудно датировать, поскольку они оставались в обороте в римские времена и имели те же финикийские надписи. Самые древние и широко использовавшиеся — это монеты Гадеса с изображением Геркулеса, тельца и дельфина, а также монеты Эбуссуса с изображением божества-кабира. Они просуществовали до периода правления Калигулы.
Пунические серебряные и бронзовые монеты появились на юге между 239–205 годами до н. э. Они прекрасного качества и практически все отчеканены в Картаго-Нова.
Монеты с ливийско-финикийскими и латинскими двуязычными надписями чеканились во II и I веках до н. э. в Асинипо (Ронда), Байло (Балонья), Ласкуте, Иптуци и других центрах.
Распространение монет в V и I веках до н. э. показывает, что экономика Испанского Леванта и Каталонии основывалась на ампурьянской драхме, в то время как весь юг находился под влиянием пунических поселений. Несмотря на это, автономный экономический пик иберийских коммерческих центров достиг своей вершины в III и II веках до н. э.
Глава 7. РЕЛИГИЯ И РИТУАЛЫ.
РЕЛИГИОЗНЫЕ ВЕРОВАНИЯ.
Исследования показали, что верования и религиозные ритуалы иберийцев носили средиземноморский характер. Авиен рассказывает об астральных солнечных и лунных культах на островах и мысах. Символы луны и полумесяца на иберийских рельефах и монетах говорят о той же самой идеологии.
В Месете и на северо-западе известно более 200 римских надписей, посвященных местным божествам. Отсутствие кельтского алфавита объясняет наличие таких латинских надписей на могильных камнях позднего римского периода. Быстрая романизация иберов, вероятно, привела к уничтожению местных культов. Из-за нашей неспособности расшифровать иберийский алфавит многие божества, чьи имена, возможно, называются в иберийских надписях, остаются неизвестными. Возможно, имена богов, сохраненных в римских текстах, восходят еще к докельтскому периоду и относятся к божествам из святилищ.
В других прибрежных поселениях находят святилища в честь морской богини типа Венеры-Астарты. Похоже, это указывает на ассимиляцию, о чем свидетельствуют храмы Гадеса и Вильярикоса, статуи Танит, храмы Крона-Молоха и Мелькарта в Гадесе, где жрецы служили на восточный манер. Статуэтка Деметры, найденная в захоронении Галеры, имеет прототипы в Хагии Эйрене (Кипр) и Солунто (Сицилия). Это свидетельствует о восточном проникновении в местную религию.
Культ быка имеет древнее средиземноморское происхождение. На полуострове, где его можно проследить вплоть до Гериона, об этом свидетельствуют головы быков, найденные в святилищах Балеарика (Костич) и Андалузии.
В рамках культа голубя, где эта птица персонифицирует богиню-мать плодородия, жрецы и верующие дарят птиц божеству.
Средиземноморская идея символизируется также большим количеством избражений львов, монстров, сфинксов и других животных. Об этом же говорят святилища Испанского Леванта, посвященные Артемиде Эфесской, Зевсу и Крону-Сатурну.
Рис. 36. «Крылатая богиня» (фрагмент керамики из Эльче).
Крылатые богини на керамике Эльче приписываются эллинской традиции, так же как и рельефные изображения Пофнии Ферон и Пофнии Гиппон. Женщина-укротительница из Эльче изображена между головами вздыбленных лошадей. Эта сцена является отражением рельефа из храма «В» в Приньясе, датированного концом VII века до н. э., и еще одним изображением из Аркадеса на Крите. Это же божество можно видеть на серьгах из Сантьяго-де-ла-Эспада. Ее мужской аналог запечатлен на множестве различных рельефов, главным образом в Иберийском регионе (Вилья-рикос, Сагунт, Могон и Балонес), хотя он также встречается и в кельтском.
Святилище Эль-Сигарралехо посвящено Пофнию Гиппону, чей торс был найден возле отколотой руки, держащей голубей. Некоторые богини из Эльче и одна из Сантьяго-де-ла-Эспада соответствуют прототипу, найденному в святилище Артемиды Орфийской из Спарты.
Соединение средиземноморской и кельтской религий иллюстрирует «бронза Каррьясо», на которой изображено божество, появившееся от союза двух птиц и держащее в каждой руке треугольник. Эта фигура считается богиней плодородия, возникшей на основе идентификации богинь Хатор и Исиды. Треугольники схематически изображают цветок лотоса, а птицы олицетворяют кельтский солнечный корабль. Соединение этих двух элементов, возможно, произошло в пограничной зоне, по всей видимости в Тартессе, чем можно пояснить появление восточных символов на изделиях из кости Восточной Кармоны, на котлах с грифонами, а также изображение грифона над лотосом на поясе из Алиседы, о котором мы расскажем позже. На этом поясе, как и на брошке из Ивисы, датированной периодом между 650-м и 600 годами до н. э., изображено святое дерево. Это же дерево можно видеть на расписной керамике из Азалии и на диске из Деспеньяперроса.
Большое значение для понимания иберийской религии имеет фиал из Тивиссы. Он сделан из позолоченного серебра с головой льва в центре, вокруг которой выгравированы различные сцены. На одной загробному божеству (Аиду) кто-то предлагает символ бессмертия, на другой кентавр — сын Земли, а также павшее тело, дикая кошка и несколько кабанов. Следующую группу составляют три демона (подобно этрусским ларам), один из которых приносит в жертву овцу, другой собирает ее кровь, а третий держит треногу для сжигания благовоний. Иберийские параллели этой сцены можно видеть на кольце из Тивиссы, на вазах из Эльче и на серьгах из Сантяго-де-ла-Эспада. Сцена охоты, где изображен всадник с копьем и щитом, скачущий ко льву, раздирающему кабана, как и адский характер головы льва в центре фиала, отражают похоронную символику.
Рис. 37. Символические культовые сцены (патера из Тивиссы).
Несмотря на свое восточное происхождение, тивисский фиал считается местным произведением, которое можно датировать периодом между IV веком до н. э. и началом II века до н. э., когда сам город был уничтожен.
Святилища.
Нам известно несколько святых мест на юге и в Испанском Леванте, где поклонение природе превалировало над конкретными формами антропоморфной религии. Эти места представляли собой многопрофильные населенные центры, служившие религиозным, политическим, социальным и художественным целям.
Рис. 38. Расположение иберийских святилищ в Юго-Восточной Испании.
Тот факт, что эти святилища посещались паломниками, подтверждает ряд находок, отличающихся с художественной точки зрения от официального стиля этих святилищ. Кроме функций храма, это место служило также казной, где хранились подношения верующих. Вполне возможно, что Damas (Дамы), делающие пожертвования, не являлись постоянными жрицами, а выполняли временные монашеские церемониальные функции.
Среди пожертвований можно назвать различные продукты земледелия: хлеб, масло и особенно вотивные изображения, с помощью которых верующий пытался запечатлеть свой образ перед богом, прося у него помощи. Поскольку эта религия носила натуралистический характер, она была ориентирована на благополучие деревни, ее защиту от сил природы и на благосостояние всего сообщества, основой которого был человек.
Святилища должны были располагаться в местах, где естественные условия считались подходящими для обитания божеств. Некоторые из них размещались на возвышенностях, другие у пещер в скалистой местности либо у родников. Эти святилища нередко становились центрами сопротивления и национализма, поэтому уничтожение их было одной из главных задач завоевателей. Почти все они были полностью или частично разрушены во время кампаний Ганнибала. Римляне проводили более мягкую политику умиротворения.
Среди андалузских святилищ, известных своими бронзовыми находками, можно назвать святилища в Эль-Кольядо-де-лос-Хардинес (Санта-Элена, провинция Хаэн) и в Кастильяр-де-Сантистебан в той же провинции. В первом случае — это два высоких храма, построенные на искусственных террасах. Первое святилище было разрушено во время нашествия Ганнибала, а второе, построенное на его руинах, сохранилось до римского периода.
Кастильяр представляет собой огромное убежище в скалах с вырезанными из камня террасой и ступенями. Перед ним найдено большое число пожертвований. Характер вотивных подношений связывает это место со святилищем Нуэстра-Сеньора-де-ла-Лус (Мурсия). Святое место представляет собой приподнятую террасу, расположенную между ущельями и имеющую помещения, которые мы относим к III веку до н. э.
Другую группу святилищ составляют Эль-Серро-де-лос-Сантос и Эль-Льяно-де-ла-Консоласьон (Мотнтеалегре, провинция Альбасете). Для обоих мест характерны большие каменные скульптуры, изображающее приносящих дары. В первом сохранились остатки большого прямоугольного помещения с фронтальным портиком, подобно античному храму. Две ионические капители указывают на его оригинальную архитектуру, датируемую V веком до н. э. Льяно-де-ла-Консоласьон имеет большое количество элементов, таких, как фрагменты иберо-греческих карнизов, ионических капителей и больших скульптур.
В акрополе святилища Эль-Сигарралехо (Мула, провинция Мурсия) имеется несколько помещений. В одном из них (на нижнем уровне, где находится древнейшая часть святилища) найдены вотивные пожертвования. Древнейшая часть сооружения, относящаяся к V веку до н. э., просуществовала до войн Ганнибала, когда была разрушена и перестроена. В свою очередь, это новое святилище исчезло во II веке до н. э., и на месте его возникло романизированное поселение. Характерной чертой этого места является своеобразный характер вотивных пожертвований, связанных с культом лошади, что свидетельствует о почитании богини — хранительницы лошадей.
Дальше к северу известно еще одно святилище в Ла-Серрета-де-Алькой (провинция Аликанте), где сам район святилища можно определить по разрушенному зданию поселения. Вотивные терракотовые изделия пунического типа схожи с другими находками, сделанными в различных местах региона Испанского Леванта — Каталана, например в Сидамунте (провинция Лерида). Святилище использовалось в римский период, однако его жизнь в более раннее время отмечена пуническим влиянием, как и в Ивисе, чье искусство тесно связано с искусством Ла-Серреты. В общем эти святилища можно датировать по стилю их скульптур и керамики. Большинство из них просуществовало до римских времен, а их ранние стадии можно проследить вплоть до V века до н. э.
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ.
Ритуал захоронения.
В начале XX века гробницы Иберийского региона и кельтские захоронения Месеты были сгруппированы в соответствии с типологией найденных в захоронениях предметов и схожестью ритуалов. Однако с этого времени многое изменилось: научные раскопки и находки иберийских предметов в кельтской культурной области и, наоборот, кельтских в иберийской пополнили наши знания.
Основной элемент иберийского погребального ритуала — кремация — был заимствован из культуры периода поздней бронзы, однако на него оказало влияние Восточное Средиземноморье. По обычаю золу клали в урну и ставили ее в углубление в земле в окружении погребальных предметов и пожертвований. Расположение могил — произвольное, в противоположность захоронениям Месеты, которые выстроены рядами. Однако имеется много вариаций, например, в Андалузии над могилой возводился курган. Возможно, эти андалузские курганные захоронения представляют собой Парфенон тартесско-турдетанской царской знати.
Кремация проводилась на погребальных огнях за пределами гробницы. Затем золу собирали и помещали в урну, которую потом ставили на скамейки или помещали в ниши и углубления в камерах вместе с пожертвованиями. Тот факт, что в некоторых андалузских могильниках найдены сломанные колеса, а человеческие останки порой отсутствуют, отнюдь не означает, что труп был ингумирован либо привезен туда на погребальной колеснице. Колеса составляли часть колесницы, преподнесенной в дар усопшему. После того как урна и погребальные предметы бывали собраны в одном месте, вход замуровывали таким образом, чтобы камеру можно было открыть снова, для последующих захоронений.
В древних текстах упоминается о различной технике захоронений, принятой среди народов юга, особенно лузитанов. После смерти труп вождя Вириата, одетый в богатые одежды и при всем вооружении, был сожжен на погребальном костре. Сразу же после этого воины начали танцевать траурный танец, а эскадроны всадников прошли похоронным маршем. Певцы пели о блистательных подвигах усопшего героя, а позднее, когда пламя погасло, над могилой начались похоронные игры и состязания, в которых участвовали 200 пар.
Погребальные церемонии менее важных людей, вероятно, носили аналогичный характер. Оружие и пожертвования обычно сжигались и позже помещались либо в урну, либо располагались вокруг нее. В большинстве случаев сабли, дротики, копья и тяжелое оружие деформировались, а шлемы сминались во избежание повторного использования или осквернения.
Некоторые повторяющиеся иберийские надписи могли быть магическими заклинаниями, чтобы отвести зло от мертвого человека и наложить проклятие на грабителей могил.
Кладбища и могилы.
Южная Франция и Каталония. К середине первого тысячелетия до н. э. сосуществовали два погребальных обычая — ингумация и кремация, соответственно представлявшие обе стадии культуры погребения. Двумя ключевыми кладбищами района Миди являлись Кайла-де-Майяк (Ауде) и Ансерюн (Эро).
В Кайла имеется серия кладбищ, соответствующих различным фазам существования этого поселения в период между 750 годом и V веком до н. э. Кладбища Мулена (750–650 годы до н. э.) — это типичный образец поля погребальных урн, а кладбище Ле-Гран-Бассэн I (650–550) относится к местному периоду, предшествовавшему контактам с греками. Для захоронения использовались урны, и каждая могила представляет собой оссуарий. Гран-Бассэн II (550–475 годы до н. э.) уже имеет импортные предметы из Аттики и другой погребальный ритуал: теперь погребение происходит в углублении, размером с урну, которое покрывается золой и углями. Похоронные предметы становятся редкими, и их присутствие указывает на «могилы воинов» с урной и пожертвованиями, в то время как в более бедных могилах урна зачастую отсутствует, а в могильном углублении находятся только обгоревшие кости.
Кладбище Ансерюн II продвигает хронологию Кайла еще на ступень выше и иллюстрирует различие ритуалов.
В первой стадии (примерно в 425–325 годах до н. э.) имеются две формы захоронения урн в углублении: с красными аттическими вазами 360–325 годов до н. э. и урн, практически лишенных какой-либо керамики. Начиная с 325-го и по 220 год до н. э. отмечен ритуал, соответствующий последним полям погребальных урн с пожертвованиями. Оссуарий представляет собой либо южноитальянский кратер, либо черновато-серую урну, украшенную геометрической росписью, вероятно кельтского происхождения.
Кладбища Лангедока очень важны для понимания этого ритуала в Каталонском регионе, поскольку там существовали идентичные формы. В Эмпории — это поле погребальных урн. Следующую стадию иллюстрирует кладбище северо-восточной стены с предметами из Аттики. Урны расположены в обожженной земле. Важно отметить, что на этом кладбище иногда проводились ингумации, поскольку здесь встречались греческие могилы. Некоторые кремационные захоронения на кладбище Марти, как и в Эмпории, окружены другими ингумационными захоронениями с греческими предметами. Эти могилы считаются местными. Отсутствие ритуального единообразия на этих кладбищах предполагает социальную, в отличие от этнической, дифференциацию, но это может быть просто догадкой.
В Кабрера-де-Матаро (провинция Барселона) могилы формируют разбросанные группы, каждая из которых состоит из двух погребальных урн. Некоторые из них представляют собой южноитальянский кратер с пожертвованиями в виде блюд с остатками пищи, птичьих яиц, морских раковин, костей рыб и т. д. Рядом с урнами найдено оружие со следами горения. Кладбище в Лайетане датируется периодом между 350-м и 300 годами до н. э.
К югу, в Вендреле (провинция Таррагона), обнаружено кладбище, урны которого содержат скарабеев, относящихся к началу V века до н. э. Могила в Колль-дель-Моро, вероятно, покрытая ранее погребальным холмом, отражает кельтское и греко-пуническое влияние на традиционные местные формы полей погребальных урн. Ингумационное захоронение в Колль-дель-Моро датируется аттическим сосудом IV века до н. э. и «протоиберийской» керамикой.
Аналогичные свидетельства найдены на кладбищах Ла-Педрера-де-Балагер в провинции Лерида. Наши скудные знания все же позволяют соотнести их с поселениями VIII века до н. э. и далее. Ритуал кремации сохранялся до появления изготовленной на гончарном круге керамики в период с V по II век до н. э. На кладбище, соответствующем иберийской фазе, была найдена большая коллекция похоронных предметов, включая оружие, горшки, шлемы и части упряжи. Захоронения лошадей, вероятно, относятся к этой же стадии. В некоторых погребениях находятся только лошади без каких-либо признаков всадников, а в двух могилах, в каждой из которых погребено две лошади, нашли бронзовые украшения для головы, подобные тем, которые найдены в галльских и этрусских захоронениях боевых колесниц.
Долина Эбро. Кроме Ла-Педрера, здесь нет никаких известных кладбищ иберийской стадии. Самую раннюю фазу представляет Рокисаль-дель-Рульо, а последнюю — Сан-Кристобаль-де-Масалеон. Большинство могил — кремационные курганы, окруженные грубой округлой стеной с прямоугольными каменными цистами, содержащими урны. Цисту закладывали камнями, а сверху насыпали холм из земли и камней. Иногда на цисту клали небольшой ровный каменный блок, как на кладбище Асайлы. В другом варианте циста под курганом окружалась большими ортостатами (Кабесо-де-Монлеон-де-Каспе).
К самому раннему типу, похоже, относится закрытая каменным блоком циста, примером которой может служить обложенная стеной циста в Мас-де-Фланди. Ее обычный прототип имеет очень древнее происхождение, несмотря на тот факт, что ритуалы эпохи поздней бронзы сохранились в Асайле с иберийского периода.
Испанский Левант. В этом районе известно только одно кладбище (Олива в провинции Валенсия), относящееся к бастетанам и эдетанам. Кремационные могилы содержат два типа урн: кельтские, сделанные вручную, и иберийские, изготовленные на гончарном круге. Кроме этого, на кладбище использованы формы полей похоронных урн и традиции керамики с выемчатым орнаментом, а также найдены пряжки для ремней и фибулы. Похоже, мы здесь имеем дело с кельтским проникновением из Нижнего Арагона и поздней отсталой иберийской фазой. В противоположность этому поля погребальных урн в Эль-Боверо (Альмасора) и Эльс-Эсплетерс (провинция Кастельон), похоже, пришли к своему завершению до нашествия иберов.
Кладбища Ла-Альбуферета и Эль-Молар расположены в провинции Аликанте, в районе проживания контестанов. В первом, относящемся к V веку до н. э., кремация проводилась обычным образом. Труп сжигался в вертикальном положении внутри колодца, огонь внутри которого раздувался с помощью воздуха, поступавшего по керамическим трубам, опущенным до самого дна. Слой охры и раковин находился над слоем земли, под которым лежали урны, подпертые и накрытые небольшими плоскими камнями. Среди предметов, найденных в могилах, следует отметить оружие месетского типа.
Юго-Восток. Кладбища Мурсии и Альбасете формируют недавно отрытую единообразную группу. Они оказались весьма важными для датирования иберийского искусства этих регионов. На кладбищах Льяно-де-ла-Консоласьон, Ойя-де-Санта-Ана, Сигарралехо и Кабесико-дель-Тесоро-де-Вердолай найдены многочисленные местные скульптуры дейтанов и контестанов.
В Льяно-де-ла-Консоласьон было изучено кладбище Ла-Винья-де-Мариспарса, в кремационных могилах которого найдено много предметов иберийских воинов и аттической керамики IV–V веков до н. э. Для этого и некоторых других мест (например, Эль-Сигарралехо) характерны погребальные курганы прямоугольной формы над урнами. Могилы находятся под, вокруг и на вершине курганов, демонстрируя таким образом различные фазы захоронений. В одной обнаружена погребальная урна вместе с сосудом IV века до н. э. Аналогичный сосуд лежал сверху, а вокруг были разбросаны иберийские урны и горшки с линейной росписью.
В Ойя-де-Санта-Ана обнаружено более 300 могил, относящихся к периоду между V веком до н. э. и Римской империей. Рядом с захоронениями, подобно тем, о которых мы только что рассказали, находятся изолированные урны в углублениях, содержащие золу и похоронные предметы. В одном из случаев похоронные предметы и пожертвования лежали на ивовых головешках кремационного костра, и все было накрыто большими каменными блоками.
Среди найденных там предметов особо следует отметить «Вазу драконов», небольшие костяные диски со свастиками, меандры и цветы лотоса, а также вазу, украшенную полыми серебряными бусинками и другими элементами.
В Эль-Сигарралехо урны лежат в полостях, иногда под овальными или прямоугольными, вымощенными камнем курганами. Эти урны являются либо иберийским, либо кельтским наследием. Среди предметов, найденных в женских могилах, следует отметить изделия, украшенные кружками, длинные шпильки, стеклянные бусы, зеркала и т. д. Точкой хронологического отсчета служит керамика Аттики и фрагменты древних скульптур, найденных в насыпях курганов.
В Эль-Кабесико-дель-Тесоро было разрыто более 400 могил, самая древняя из которых относится к V веку до н. э. В 237 году до н. э. кладбище было разрушено, а потом использовалось вновь. Здесь также фрагменты древних скульптур служили для поддержки урн более позднего периода. В списке находок — аттические, пунические и кампанианские предметы, а также местная керамика, включая «Вазу богов», «Вазу рыб» и несколько терракотовых фигурок. Следует упомянуть и о большом числе фальчионов, сабель разных типов, а также о 4 дисках от ремня с изображением орла, распростертого над голубем.
Верхняя Андалузия. Кладбища этого региона чрезвычайно велики, что связывает некоторые из них скорее с этрусскими захоронениями, чем с мегалитическими, о которых говорилось ранее. Подобному сходству способствуют ложные своды, сделанные с помощью изогнутых скоций, а также псевдомногоугольные или прямоугольные участки каменной кладки. Здесь явно наблюдается технический прогресс, который можно объяснить только иностранным влиянием.
Наиболее впечатляющие кладбища находятся в Вильярикосе (провинция Альмерия), Бастии и Тутухи (провинция Гранада), Тухье и Ла-Гвардии (провинция Хаэн), Тосаре, Баэне и Альмединилье (провинция Кордова).
В Вильярикосе, районе, отмеченном смесью колониального и местного влияния, можно установить следующую последовательность в захоронениях. Здесь мы встречаем тип кремации внутри прямоугольной могилы, поверх чего находится слой кремационных урн. На дне этих захоронений имеется прямоугольное пространство, где сжигалось тело. Затем останки собирались и помещались в верхнюю часть могилы над слоем дерна. Среди погребальных вещей можно назвать раскрашенную скорлупу яиц страуса, глиняные лампады пунического типа, относящиеся к VI и V векам до н. э., кольца, скарабеев и др. Небольшие амфоры с кольцевидными ручками, сетчатая кладка и центральный изгиб напоминают Крус-дель-Негро и имеют пуническое происхождение.
К этому же периоду относятся и 12 ингумационных могил со скелетом, лежащим в деревянном гробу вместе с аналогичными погребальными вещами. Выложенные из камня могилы завершают древнюю часть данного кладбища.
Более позднюю фазу Вильярикоса составляют 425 ингумационных захоронений и кремаций с расписной керамикой в стиле Верхней Андалузии и слабо классифицируемыми предметами периода между IV и I веками до н. э. Среди погребальных предметов ингумационных захоронений, которые строились иногда в виде человеческого тела и с нишами в стене, можно назвать яйца страуса, большие амфоры и другие предметы не старше II века до н. э.
Рис. 39. Известняковая циста из могилы 76 в Галере с остатками росписи. Коллекция маркиза де Серральбо.
150 Могил кладбища Тутухи распределены по трем зонам, одна из которых содержит наиболее массивные и богатые захоронения. Вначале считалось, что оставшиеся два типа захоронений принадлежат среднему классу и простым жителям поселения. Позднее, когда в пределах этой площади были найдены более мелкие могилы, было выдвинуто предположение, что они могли принадлежать слугам принца. Методы погребения в значительной степени варьируются. Здесь имеются урны с индивидуальными кремациями, иногда поставленные в прямоугольные ящики, урны без цист, кремации без урн, захоронения в известняковых нишах и т. д. Рядом с этими простыми захоронениями находятся могилы под погребальными курганами с камерами различных размеров. В некоторых индивидуальных или коллективных планах расположения цист их стены укреплялись землей, камнями, каменной кладкой, каменными блоками и т. д. Другие, прямоугольной формы с боковыми проходами, иногда выдалбливались в скале. В них имеются скамейки, небольшие стены и портики в камерах, где лежали урны и пожертвования. В других захоронениях жертвенные предметы помещались в канавки вокруг камеры либо во внутреннее углубление, покрытое каменными плитами. Еще один тип представлял собой округлый план с проходом под погребальным холмом, содержащим коллективную кремацию. Одно захоронение было облицовано известняком, а нижняя его часть выкрашена в красный цвет. Самое древнее захоронение внутри этого могильника представляло собой сожженные кости, собранные в холст эспарто, впоследствии уложенные в урну вместе с погребальными предметами.
В другом, весьма претенциозном могильнике колонна в центре поддерживала большие блоки верхнего перекрытия. Погребальные вещи представлены в форме небольших цист из известняка с рисунками различных сцен и разнообразных горшков. Среди них находилось несколько греческих кратеров. В одной из гробниц на земле, за входом, лежало оружие, а в углублении, в центре камеры, находилось несколько аттических колокольных кратеров и кое-какое оружие. Древнейшие предметы из этого кладбища относились к концу V, а самые последние к I веку до н. э.
В Тойе (Пеаль-де-Бесерро) обнаружена самая большая из всех известных могил. Она имеет трапециевидную форму и разделена на три камеры и пять помещений, подобно другим гробницам в Альмединилье и Басти, ныне разрушенным. Их двери представляли собой монолитные блоки, поддерживающие верхнюю перемычку. В центральной камере, соединенной с боковыми пределами, внутренняя скамья проходила вдоль стен и заканчивалась нишей в конце. Высокий карниз венчал внутренние боковые стены, крыша сделана из больших камней, а два самых верхних блока дверного косяка установлены под углом и составляют заостренную фальшивую арку. В левой камере имеется вестибюль с прямоугольным проходом, в котором ранее была деревянная дверь, в задней части — скамейка, а над ней высокая ниша.
В правой камере расположена прихожая со скамьями вдоль двух ее стен и высокой нишей в задней части. На правой стене есть еще одна полка в виде стоящей на подставках, прижатой к стене каменной плиты. Гробница выложена известняковыми блоками. Стены сделаны из больших квадратных блоков местного известняка, некоторые из них обработаны и соединены встык.
Рис. 40. (слева) Секция могилы в Галере с рисованными украшениями внутренней стены.
Рис. 41. (справа) План и разрез гробницы 75 в Галере.
Разнообразие захороненных предметов впечатляет: скульптуры, небольшие коробочки из раскрашенного известняка, оружие, позолоченные металлические застежки, фибулы, самоцветы и набор инструментов, таких, как серпы и пилы. Однако наибольший интерес представляют останки колесницы и сбруи, которые у нас всегда ассоциируются с царскими могилами. Эта гробница демонстрирует наиболее полную архитектурную конструкцию, известную в Иберии. С технической точки зрения ее можно сравнить только с этрусской архитектурой.
Возле этой гробницы находятся другие, попроще, состоящие из урн, с пожертвованиями и оружием.
Рис. 42. (слева) Изометрический рисунок основной гробницы в Тойе.
Рис. 43. (справа) Реконструкция колеса телеги с кладбища Тойи. Диаметр 90 см.
Что касается кладбища в Сеале, то нам известны лишь первые результаты раскопок. Одна могила состоит из цисты, покрытой каменной плитой и четырьмя слоями обожженных на солнце кирпичей. Другая представляет собой прямоугольную камеру, построенную из блоков песчаника и покрытую обожженными на солнце кирпичами и камнями. Нижняя часть ее фасада декорирована фресками полукруглых пальметт (орнамент с изображением пальмовых листьев). Присутствие кельтских захоронений в нижнем уровне датирует основание этого поселения VI веком до н. э.
В той же провинции Ла-Гвардия найдено четыре типа могил: а) небольшие прямоугольные гробницы с каменной кладкой, внутренней скамьей, на которой выставлены урны и пожертвования, среди них — луки, амфоры, плошки, железные ножи, ремни с одним крючком, веретена, бусы из стеклянной пасты и т. д.; б) кремационные урны в углублениях; в) две ингумации на уровне поверх кремаций; г) кремации в цисте.
Кладбище датировано по найденным аттическим сосудам, декорированным красными фигурками, относящимися к IV веку до н. э.
Нижняя Андалузия. На этой территории известно только кладбище между Кармона-Майреной и Сетефильей (Лора-дель-Рио) в провинции Севилья. Под большими надгробными курганами обнаружены как кремации, так и ингумации, а найденные в могилах предметы свидетельствуют о кельтском и восточном влиянии VI или V века до н. э. Под некоторыми курганами найдены предметы иберийской керамики с ленточной росписью, наподобие керамики Верхней Андалузии, что позволяет предположить повторное использование этих гробниц.
В Асебучале есть кремационные захоронения, где зола покрыта фрагментами амфор пунического типа, а также другие формы, где превалируют ингумационные могилы с каменной кладкой. Первый тип захоронений также обнаружен в Алькантарилье и содержит иберо-турдетанскую керамику. Этот могильник отличается наибольшим разнообразием находок.
Глава 8. ИБЕРИЙСКОЕ ИСКУССТВО.
Из предыдущих глав явствует, что в регионе между Андалузией и Роной не было ни одного унифицирующего фактора, кроме алфавита. Такое разнообразие индивидуальных региональных центров становится еще более очевидным, когда мы рассматриваем иберийское искусство.
Скульптуры встречаются только в Андалузии и на Юго-Востоке, а скульптурные изображения человека не распространены дальше к северу от Аликанте. Этот факт говорит о схожести произведений различных художественных мастерских и школ. В том, что касается рисунков и (за исключением общих элементов) керамических изделий с геометрической росписью, то здесь мы имеем другие местные центры зооморфной и гуманитарной декоративной росписи. Первая встречается только на Юго-Востоке, а вторая распространена по всему Юго-Востоку, Испанскому Леванту и долине Эбро. И наконец, обработка металлов ограничивается Центральной и Западной Андалузией. Украшения в этих регионах носят скорее тартесский, чем иберийский характер.
Имея все это в виду, перейдем к другому фундаментальному аспекту иберийского искусства — его хронологии. Незначительное число чисто научных раскопок означает, что хронологию следует устанавливать на основе изучения эволюции стилей этого искусства. Примеры финикийского и греческого влияния на иберийское искусство позволяют предположить, что его местная форма произошла из этих двух источников, а его последний период, по-видимому, формировался уже во времена римского нашествия.
Рис. 44. Находки каменных скульптур в иберийский период (по Куадрадо) и расположение вотивных пожертвований из терракоты и бронзы.
Отнесение сроков существования иберийского искусства к периоду, близкому к римскому захвату, вызвано, главным образом, работами профессора Гарсия Бельидо, но такая точка зрения подвергается критике. Профессор выделил 3 периода: 1) греческий провинциальный между V и III веками до н. э.; 2) полностью местное развитие с конца III по I столетие до н. э.; 3) римский провинциальный период между I и IV веками н. э.
Архаический характер иберийской скульптуры вполне очевиден. Все фигуры сделаны фронтально. Им не хватает динамики, и, как правило, они вертикальные. Об этом же свидетельствуют геометрический орнамент росписи ваз и их формы. Однако в 1940 году было невозможно связать истоки иберийского искусства с восточным архаизмом из-за недостатка внешних свидетельств. Бельидо настаивал на псевдоархаизме, основанном на простой схожести произведений провинциальной скульптуры Восточного Средиземноморья. Он использовал термин «псевдоархаичный» в хронологическом смысле. Однако это не объясняло исторического и культурного происхождения архаизмов иберийского искусства. Сейчас совершенно невозможно вставить иберийское искусство в какие-либо строгие географические или хронологические рамки. Существуют формы и модели архитектурных украшений явно греческого и восточного происхождения. Прослеживается определенное заимствование греческих архаизмов в скульптурных изображениях человека и животных с точки зрения как стиля, так и эволюции. На некоторых вотивных пожертвованиях также лежит печать архаического типа, встречающегося повсюду в неклассическом Средиземноморском регионе.
Признать классические истоки иберийского искусства не значит отрицать его оригинальность и независимость, поскольку классическое влияние не нарушает исторической реальности местной культуры. В прошлом иберийский район приписывался к классическому Средиземноморскому региону и поэтому формально должен был соответствовать его характеру, однако фактически этого не было.
Сегодня истоки иберийского искусства можно датировать V веком до н. э., основываясь на свидетельствах из различных захоронений, где фрагменты скульптур использовались повторно в последующих фазах. Стратиграфический анализ некоторых поселений и кладбищ показывает, что иберийская керамика, развившаяся на основе греческого и восточного импорта, относится ближе к VI веку до н. э. Формы тартесских украшений также демонстрируют греческое влияние и относятся примерно к тому же периоду.
Таким образом, становится возможным заполнить пробел, который формально существовал между архаичным восточным искусством и истоками иберийского искусства.
Некоторые проблемы до сих пор остаются нерешенными, например: как фактически происходил такой обмен и почему так поздно в росписях ваз появились сцены из человеческой жизни. Для ответа на первый вопрос следует изучить средиземноморские параллели местных способов производства и декорирования, а ответом на второй может стать простая конвергенция.
АРХИТЕКТУРНАЯ СКУЛЬПТУРА.
На юге и юго-востоке мы находим скульптурные элементы, бывшие частью монументальных украшений. При этом восточные прототипы сочетаются с произведениями явно иберийского характера. Большинство из них можно считать ионическими: капители, консоли, колонны, перемычки и перекрытия, судя не только по типу их использования, но также и по форме их декорирования. Ионические и эолидские спирали, пальметты, фризы сводов, выпуклости и глобулы, найденные в Андалузии и на Юго-Востоке, напоминают украшения сирийских и микенских предметов из слоновой кости. В противоположность им местное искусство предпочитало рисунки, которые больше соответствовали вкусам населения.
Капитель из Эльче, украшенная фризом пальметт, где ее нижние волюты (капители) в форме рогов барана помещены внутрь арок, являет собой типичный пример ионического влияния. Ее схожесть с капителью из Эритреи позволяет нам датировать ее между 425-м и 400 годами до н. э. Недавно найденные псевдоионическая капитель из Кадиса и два блока из Осуны могут быть отнесены к тому же архитектурному стилю. В рельефе из Осуны параллельные центральные колонны заканчиваются пальметтой между двумя волютами. Параллели этому можно найти в финикийской капители на Кипре и на предмете из слоновой кости из Нимруда. Оба относятся к VI веку до н. э. и изображают «дерево жизни».
Скошенная колонна, поддерживающая свод гробницы 75 в Тутуге, свидетельствует о том же мощном ионическо-восточном влиянии и может быть датирована примерно V веком до н. э.
Дверные перемычки Кастуло и Эль-Сигарралехо с взаимопересекающимися спиралями стилистически можно отнести к местным творениям, выполненным в ионическо-восточных традициях. Иными словами, они изготовлены раньше IV века. К этому следует добавить аналогичные находки в Ампурьясе и Ульястрете.
Колонны и капители из Кортихо-дель-Аоркадо в Баэсе в провинции Хаэн, украшенные противостоящими кругами внутри прямоугольников, являются чисто иберийскими и относятся к концу IV или началу III столетия до н. э.
ЗООМОРФНАЯ СКУЛЬПТУРА.
Территория зооморфной скульптуры простирается от Верхней Андалузии до Сагунта в провинции Валенсия. Находки в Ла-Гвардии (провинция Хаэн) позволяют нам датировать однородные группы скульптур, изображающих животных, V и IV веками до н. э.
Ход эволюции иберийской зооморфной скульптуры можно подразделить на несколько стадий. Первая группа явно свидетельствует о восточном влиянии и может быть датирована периодом между 550-м и 450 годами до н. э. Сюда относятся изображения различных монстров, животных или людей-животных. Среди них наиболее интересны «Зверь из Баласоте» (провинция Альбасете) и «Сфинкс из Ачеса» (Богарра в той же провинции). У первого — тело сидящего быка и голова человека с бородой, подобно Ахелою. Его непосредственное происхождение относится к греческим и сицилийским храмам VI века до н. э., где можно видеть точные копии «Зверя из Баласоте». «Сфинкс из Ачеса» имеет широкую треугольную женскую голову, очертания которой контрастируют с выражением лица. Должно быть, изначально скульптура стояла спиной к двери, повернувшись лицом к своей паре.
Рис. 45. Один из оленей из Каудете (Альбасете). Известняк, длина 75 см, высота 74 см, толщина 25 см. Архитектурный музей Альбасете.
Греческая провинциальная серия включает в себя дельфийских сфинксов из Агоста, сфинкса из Вильякаррильо и грифона из Редована. Однако самая большая группа животных имеет местное происхождение и включает в себя львов, волков, медведей, быков и грубо сделанных овец. Их непосредственное место происхождения неизвестно, но отдаленные прототипы можно найти в сирийском и хеттском искусстве. Позы животных, когда они показаны сидящими или лежащими, открытый рот с высунутым языком, оттопыренная верхняя губа и другие детали иллюстрируют региональный аспект древнего искусства восточного происхождения.
Присутствие этих животных в захоронениях указывает на их связь с идеей смерти, на их использование в качестве хранителей вечного покоя, что соответствует аналогичной символике сфинксов. Находки фрагментов львов на кладбище Ла-Гвардия свидетельствуют о том, что в V и IV веках до н. э. они использовались как хранители. Однако недавняя находка небольшой золотой головы льва в реке Хандула в той же провинции говорит о том, что в сфере украшений этот стиль использовался еще раньше.
Среди всех этих местных серий скульптур животных особо следует выделить львов и львиц Баены, Кордовы и Нуэва-Картейи, быков из Осуны, Льяно-де-ла-Консоласьон, Рохалеса и Альбуфереты, животных из Балонеса, а также недавно найденных оленей из Каудете. Северные границы этой группы определяются львицами из Бокайренте и Сагунта в провинции Валенсия. Благодаря новым находкам в Поркуне быки из кладбища Балеарик в Костиче теперь могут быть связаны с художественными традициями изображения андалузских животных.
СКУЛЬПТУРЫ ЧЕЛОВЕКА.
Хорошо исполненные скульптуры человека характерного типа находят по всему Юго-Востоку, а для Осуна свойственна другая группа, отличающаяся по стилю и хронологии.
Стилизованные волосы, глаза и драпировка указывают на архаическое греческое влияние, в то время как компактные стереометрические формы — на параллели с сирийскими, хеттскими и ионическими прототипами: Тот факт, что их основной центр находился в наиболее густонаселенной области греческой колонизации, не оставляет никаких сомнений по поводу происхождения этих скульптур.
Считается, что некоторые скульптуры относятся к школе греческого провинциального искусства, как, например, очаровательная головка коры (девушки) из Аликанте в музее Барселоны и большие сидячие фигуры из Кабесико-дель-Тесоро, Льяно-де-ла-Консоласьон и Серро-де-лос-Сантос. Кору с короной из перьев можно отнести к типу, начало которому положила голова Геры в Олимпии. Самая красивая из сидящих фигур найдена в Кабесико-дель-Тесоро. Одетая в широкое платье, ниспадающее параллельными складками, фигура скованно сидит на кресле с высокой спинкой. Явные параллели можно видеть в сидячих фигурах в храме Дидимы в Милете (575–550 годы до н. э.). Статуя из Льяно-де-ла-Консоласьон, также сильно поврежденная, находится в строгой стоячей позе, но в гораздо более свободной одежде.
Рис. 46. «Сидящая Дама из Вердолая». Известняк. (Голова может и не принадлежать данному торсу.) Археологический музей Мурсии.
Местная фаза V и IV веков до н. э. отмечена серией из более 300 скульптур (Серро-де-лос-Сантос). В основном она состоит из отдельных голов, демонстрирующих непрерывную эволюцию вплоть до римского периода с псевдоархаизмом, который можно объяснить запоздалым развитием искусства местных художников.
Между головой женщины из Национального музея в Мадриде, варварской и атавистической, и женской головой из того же музея, изготовленной мастерской рукой (возможно, являющейся портретом), прослеживается большой художественный разрыв. Из этой группы скульптур следует отметить женскую фигуру, которая имеет четкие формы, правильный овал лица и глаз и соответствует стилю, который обнаруживается в Эль-Серро. В «Голове из Кановаса» просматривается любопытный архаичный аспект.
Что касается мужских голов, то здесь скульпторы добились объема и простоты в рамках подчеркнутого архаизма. Порой, как в случае с головой из барселонского музея, художника вдохновляла идеалистическая интуиция. Ее также можно видеть и в мужской голове из Эль-Тольмо-де-Минатеда (провинция Альбасете).
Без сомнения, шедевром местных скульпторов является Дама де Эльче. Она поражает элегантностью, тонкостью черт, живым выражением глаз и богатством одежды. В то же время ее черты отражают классическую традицию, а украшения и все убранство — чисто местные. Такое сочетание наиболее четко просматривается именно в этой скульптуре — самом важном произведении примитивного иберийского искусства.
Дата скульптуры стоящей монахини, известной как Большая Дама из Серро, точно не установлена. Ее фронтальное изображение и многочисленные украшения, складки одежды и выступающие ступни, а также прекрасно выполненное лицо ставят ее в один ряд с Дамой де Эльче.
В местной скульптуре периода между III и I веками до н. э., то есть между Пуническими войнами и христианским веком, более четко просматривается римское влияние. К этой группе относятся некоторые скульптуры из Эль-Серро-де-лос-Сантос, особенно фигуры в тогах и матримониальные группы, а также целые серии рельефов из Осуны. Особенно тщательно исполнена пара стоящих жертвователей, вырезанных в местных традициях.
Рис. 47. Известняковая плита из Осуны с изображением человека, играющего на роге. Высота 1,10 метра, ширина 57 см, толщина 24 и 16 см. Национальный археологический музей Мадрида.
Рельефы из Осуны, найденные в 1903 году, считаются наиболее известными иберийскими скульптурами. Два блока, обработанные в виде двух совмещенных лицевых сторон, должно быть, составляли часть углового украшения здания. Один показывает с двух сторон молящегося человека в царских одеждах, другой — прекрасную женщину-флейтистку и фигуру мужчины в плаще. Несмотря на тонкую работу, скульптору не хватает чувства пропорции. На другом камне изображены два воина, лицом к лицу, на соединенных поверхностях. Они запечатлены в схватке, что явствует из соответствующей комбинации движений рук. Возможно, наиболее завершенной фигурой из Осуны является мальчик-наездник на тимпане угловой части здания из известняка. Галоп его лошади описан как «Веласкес в натуре».
Эта весьма однородная группа, должно быть, составляла часть украшения здания, построенного в честь событий, произошедших в Осуне примерно в 50 году до н. э. во время войны между Цезарем и Помпеем. Другая скульптурная группа из Осуны относится к более позднему периоду. Она состоит из фриза с изображением воинов с саблями, защищенных щитами. На другом блоке изображена схватка между местными и римскими воинами. Игрок на роге и акробат — оба явно римского происхождения — завершают серию местной романизированной человеческой скульптуры.
СТАТУЭТКИ: ВОТИВНЫЕ ПОЖЕРТВОВАНИЯ.
Хотя большинство вотивных пожертвований в святилищах изготовлено из бронзы, есть и каменные статуэтки, например, из Эль-Сигарралехо, и несколько терракотовых из Ла-Серрета-де-Алькой.
Вотивные пожертвования в целом представляют собой искусство, отвечающее вкусу простого народа. Но в некоторых случаях, как в Эль-Сигарралехо, художники возвысились над уровнем массового производства.
В лучших традициях скульптуры из песчаника и белого известняка юго-восточных центров «мастер из Эль-Сигарралехо», вдохновленный греческими оригиналами, создал школу, скульптурные группы которой стали классическими. Ясно видно, что он тщательно изучил работу мышц, конечностей, стараясь передать видимость движения. Рельеф, изображающий ослицу с маленьким осленком, два двухсторонних рельефа с изображением кобылы с жеребенком и двух лошадей считаются шедеврами искусства Юго-Востока. Маленькие лошадки и упряжь тягловых животных из захоронения Ла-Лус и Эль-Серро относятся к той же серии, что и некоторые рельефы «дрессировщика» из Вильярикоса.
Хотя большинство вотивных пожертвований Юго-Востока не моложе времен 2-й Пунической войны, рельеф из Альбуфереты, изображающий женщину-пряху перед воином, представляет собой сцену, чье, возможно, символическое значение мы еще не можем объяснить.
Терракота, бронза.
Наиболее важные находки с точки зрения искусства ваяния из глины, несомненно, дает кладбище Ла-Серрета, хотя вотивные пожертвования в не меньших количествах встречаются и в Кастильяре и в Ла-Лус. Более 300 глиняных пожертвований из Ла-Серреты дают нам представление о стилях, в которых исполнены эти женские фигурки, как правило, изготовленные путем впрессовывания глины в форму. Некоторые из них связаны с псевдореалистическим восточным искусством, представленным Дамами из Ивисы и скульптурами из Эль-Серро. Считается, что эта группа датируется периодом начиная с римского нашествия. Вместе с тем ввиду хрупкости материала вполне возможно, что они скопированы с оригиналов III века до н. э. Изящная, исполненная с большим мастерством композиция изображает мать-богиню с двумя сосущими ее грудь младенцами в окружении флейтистов. Другие известные статуэтки найдены в Каласейте и Сидамунте.
Их в большом количестве находят в андалузских захоронениях, но эти произведения трудно датировать, поскольку они встречаются в мусорных кучах и на поверхности. Возможно, они изготовлены в период между IV веком до н. э. и римским нашествием, но их отношение к постройкам и захоронениям неизвестно.
Форма статуэток отличается большим разнообразием. Наиболее многочисленны небольшие фигурки людей, животных, частей тела, округлых фибул и т. д. Некоторые предметы демонстрируют высокое мастерство ремесленника, чеканку и шлифовку. В других нашло отражение классическое влияние, которое несвойственно предметам массового производства.
Гораздо чаще встречаются изображения воинов, пеших или всадников, вооруженных, в подпоясанных туниках и плащах. Чаще всего они предназначены для поклонения какому-либо божеству. Встречаются также и обнаженные, подпоясанные ремнем воины, а также статуэтки явно фаллического направления.
Женские статуэтки одеты в митру, длинную или короткую одежду. В простертых на уровне плеч руках держат голубей, фрукты или хлеб, словно предлагая дары. Некоторые, подобно статуэткам из Ла-Лус, обнажены и имеют преувеличенные формы. Пряжки ремней, гребни и орнаменты позволяют установить их хронологическую связь с другими, более крупными скульптурами.
Глава 9. КЕРАМИКА.
Керамика имеет решающее значение для определения происхождения и хронологии иберийских народов.
Иберийские горшки встречаются вместе с импортными предметами начиная с периода греческих ваз конца VI века до н. э. и вплоть до римских предметов I века. В поселениях Южной Испании мы встречаем формы и технологии, аналогичные древним захоронениям Северной Африки, например, так называемые «красные лаковые предметы». Некоторые артефакты Иберийского региона связаны с другими из Месеты, например «Ваза драконов» из Ойя-де-Санта-Ана, и другими сосудами с резными горловинами из Сигарралехо.
Местные имитации импортных товаров ставят множество проблем. Однако мы можем точно определить имитации глин, форм и украшений ионическо-финикийских предметов в местных поселениях недалеко от Массилии, Эмпория и Ульястрета. Греческие формы, например кратер, копировались на юге полуострова. Были также предприняты попытки имитировать аттическую, покрытую черным лаком керамику, однако безуспешно, и мастерам пришлось ограничиться красным лаком, характерным для Андалузии. Аналогичным образом, похоже, копировались покрытые черным лаком изделия из Кампании и Южной Италии, однако нам ничего не известно ни о печах для обжига, ни о местных гончарах.
Еще один вид керамики, обнаруженный в связи с «иберийскими предметами», это так называемый фокейский или эмпорийский серый, чье происхождение, распространение и хронология до сих пор точно не установлены. Кроме импортных, существовали обычные, ручной работы сосуды для домашнего использования.
Рис. 48. Распространение иберийской керамики.
Иберийская керамика изготовлялась из светлых глин, желтоватых или розоватых, пористых по своей структуре. Она всегда тонкостенная и сделана на гончарном круге. Форма сосудов, за исключением греческих имитаций, во многом самобытна, и ее эволюция довольно интересна. Сюда относятся калатос, или «чаши», сосуды с плоским основанием и цилиндрическим телом, чаши на низких ножках, местная версия скифосов (чаши для питья). Однако не все эти формы характерны для Иберийского региона. Многие относятся исключительно к конкретному месту или периоду.
Известно несколько видов печей для обжига иберийской керамики. Так, печь из Борриоля (провинция Кастельон) — эллиптической формы с семью дымоходами; печь из Руби (провинция Барселона) — квадратная, решетка на центральной подставке отделяет камеру для обжига от топки внизу. Отличительной чертой иберийской керамики является роспись, исполненная оксидами железа или марганца с ровным светлым фоном, иногда покрытым белой краской, дающей красноватый оттенок. Этот метод росписи уходит корнями в древние времена средиземноморских регионов, но особой чертой данной керамики является разнообразие форм, расписанных полосками и линиями, метопами, концентрическими полуокружностями и квадрическими кругами, ромбами, стилизованными изображениями рыб и птиц, растений и даже людей.
В каждом географическом районе практиковался свой собственный стиль росписи, адаптированный к конкретным национальным формам. Это позволяет нам определить различные зональные вариации иберийской керамики. Благодаря хронологической последовательности, установленной в недавно раскопанных поселениях, мы теперь можем с уверенностью утверждать, что происхождение геометрической росписи иберийской керамики следует искать в ионическо-финикийских предметах северо-востока полуострова. Местные имитации немного старше, чем импортные предметы, т. е. относятся примерно к концу VI или началу V века до н. э.
АНДАЛУЗСКАЯ КЕРАМИКА И ГЕОМЕТРИЧЕСКАЯ РОСПИСЬ.
Появление в Андалузии «геометрической» керамики вызвано влиянием греческих колоний на Юго-Востоке (Алония, Акра Левке, Гемероскопея), а также финикийских поселений Вильярикос и Гадес, чьи основные модели похожи на предметы из Ионии. Есть некоторые сомнения по поводу даты появления «геометрической» керамики на юге, однако вполне вероятно, что она современница северо-восточных имитаций, несмотря на региональные различия в стиле и форме.
Рис. 49. Местный кратер из Тойи, имитирующий греческий колонновидный. Высота вазы примерно 50 см. Национальный археологический музей Мадрида.
Примеры Эль-Карамболо и Кармоны (провинция Севилья) относят становление орнаментальной традиции сетчатого узора на изготовленной вручную керамике к VI веку до н. э., делая ее современницей «росписи Бокик» («нажми и тяни»). Поверх нее находят иберийскую керамику вместе с изготовленными на гончарном кругу горшками с коричневой сетчатой росписью и «красной лакированной», датированной V веком до н. э. Считается, что найденная в 50-х годах андалузская и иберийская керамика относится к началу нашей эры.
Как и в Нижней Андалузии, в Сеале имеется слой керамики типа «нажми и тяни», поверх которого встречаются предметы, характерные для финикийско-тартесских захоронений. Это грубая керамика, монохромная, желтоватая, аналогичная предметам из Вильярикоса, датированным примерно 500 годом до н. э. С этого времени и далее встречаются хорошо обожженные урны, покрытые красным монохромным лаком. Их находят вместе с округлыми урнами с конической основой, относящимися к кельтской традиции.
В Тойе постоянно находят имитации греческих кратеров и ящичков для драгоценностей, декорированных полосками, полукругами и ромбами, а также овальные, цилиндрические и округлые урны, типичные для поселений Верхней Андалузии. Подобные предметы не проникли в район Месеты, но были распространены на Юго-Востоке (Мека, Минатета, Амарехо и Ла-Бастида-де-Мохенте). Среди предметов Верхней Андалузии особо следует отметить большую овальную амфору из Тутухи, форма которой считается пуническим отклонением, а такие детали, как зигзаги, ромбы, полукруги и другие геометрические формы — турдетанским.
КЕРАМИКА ЮГО-ВОСТОКА.
На Юго-Востоке существует целый набор орнаментов, который считается связующим звеном между моделями юга и Испанского Леванта. Классическими поселениями этого региона были Арчена и Эльче, к которым сейчас следует добавить Эль-Сигарралехо и Вердолай. Вместе с древними классическими «геометрическими» орнаментами процветала сдержанная и стилизованная реалистическая и флористская роспись, сопровождаемая геометрическими узорами и стилизованными изображениями птиц с распростертыми крыльями, уток, кроликов и коз. Эти детально разработанные формы распространены к северу и встречаются вплоть до Оливы.
Ритмика и элегантность стилизованных орлов придает этому типу впечатляющую динамическую силу. То же самое можно сказать и о геометрических флористских росписях. Этот стиль достигает пика в III веке до н. э. и продолжается вплоть до римского нашествия.
В данном регионе существовала также школа росписи, изображавшей человеческие фигуры двумя различными способами: в Эльче крылатые Дамы, помещенные между лошадьми, и большие женские головы, изображенные фронтально, олицетворяют новый подход к символизму и новые технологии. Такие рисунки встречаются на севере вплоть до Ампурьяса. В противоположность им человеческие фигуры из Вердолая и Арчены встречаются только в сценах, как на предметах из Лирии. Теперь можно с уверенностью сказать, что эта художественная школа возникла в III веке до н. э. и просуществовала до I века. В результате сейчас можно полностью отказаться от предполагаемого сходства ее стиля с характерными тенденциями. Сцена на «Вазе воинов» из Арчены или сцены сражений на фрагментах из Вердолая исполнены столь искусно, что с ними вряд ли можно сравнить реалистические и повествовательные рисунки из Лирии.
КЕРАМИКА С ЖИЗНЕННЫМИ СЦЕНАМИ ИЗ ЛИРИИ И ИСПАНСКОГО ЛЕВАНТА.
Разнообразие стилей и сюжетов, а также большое количество хорошо известных сцен из Лирии является источником иконографической информации для понимания местной иберийской жизни. Один из доминирующих лирийских методов росписи — это полностью окрашенный, силуэтный, по-детски неумелый и безыскусный. Этот факт вместе с эксцентричностью фона и стратиграфическими датами позволяет датировать флористский стиль этой школы не ранее чем III веком до н. э. К этой группе относится ваза, на которой изображена плоскодонная лодка с несколькими рыбаками, забрасывающими сети. На сцене рядом вооруженные дротиками, щитами и копьями всадники преследуют оленей. Наиболее трогательными и естественными представляются сцены олених с оленятами.
На «Вазе ритуального танца» женщины в длинных одеждах танцуют взявшись за руки. Затем следует сцена, в которой женщина предлагает голубя воину, и, наконец, сцена битвы, на которой воин падает, пронзенный копьем. Аналогичный метод использовался художниками для росписи ваз, известных как «Урожай гранатов», «Испуганная лошадь» и «Два всадника». Помимо основателей этого цикла, в Лирии работала и другая художественная школа, специализировавшаяся на силуэтных, полностью закрашенных рисунках с «реверсивно» выписанными деталями. Эта группа различных жизненных сцен отмечена элементом спонтанности. Аналогичная тенденция просматривается и в рисунках из Ла-Серреты и Оливы.
Рис. 50. Нос плоскодонной лодки (фрагмент вазы из Лирии).
Заполненные краской изображения рыб, птиц, сердца и т. д. составляют дополнительные украшения, порой копирующие модели Эльче-Арчены и сопровождаемые разбросанными алфавитными надписями. Иногда роспись обладает красотой пропорций, однако композиционное единство никогда не достигается.
Человеческие фигуры изображаются таким образом, что тело показано спереди, а конечности в профиль. Художникам не удавалось решить проблемы перспективы в изображении ног наездников, глаза в профиль и вздыбленных лошадей.
Самым важным достижением этой школы являются сцены «Бастетианского танца». Это лирическое представление процессии, в которой мужчины и женщины танцуют в такт музыке пары флейтистов, мужчины и женщины. Возможно, изображения двух воинов, сражающихся под аккомпанемент двух музыкантов-мужчин, и сцены битвы двух всадников и двух пехотинцев под звуки труб также представляют собой ритуальные танцы. Еще одна удачная композиция этой художественной школы — «Фриз воинов», в котором группа мужчин с копьями и саблями сражаются с другой группой, вооруженной копьями и щитами. Здесь можно заметить начало того эксцентризма, который характерен для последних фаз работы этой школы.
Рис. 51. «Ваза с птицами» из Асайлы (Теруэль).
Один из наиболее интересных элементов искусства Лирии — это расписные орнаментальные надписи, вероятно объясняющие изображенные сцены. В этом отношении они аналогичны вазам из Аттики и греческим вотивным пожертвованиям. Поскольку лирийский алфавит совпадает с монетарным римским, это оказывает существенную помощь в датировании данных ваз.
КЕРАМИКА ДОЛИНЫ ЭБРО.
В этом районе можно наблюдать взаимосвязь между иберийским и кельтским искусством. Керамика Асайлы связана с произведениями из Эльче-Арчены и Испанского Леванта аналогичным изображением гирлянд плюща и подразделением фриза на метопы — отдельные ячейки, элементы кельтского символизма прослеживаются во фризах птиц, перемежающихся с четвероногими животными, человеческими фигурами и солнечными дисками. Азайлийский фрагмент, изображающий группу людей, не имеет совершенно никакой связи с иберийскими фигурами из Лирии. В то время как росписи ваз школы Эльче-Арчены связаны с эффектом контраста между прямыми и изогнутыми контурами, на вазах Азайлана трудно найти хотя бы одну неизогнутую линию, что дает эффект ритма, а не контраста.
Рис. 52. Фигуры на небольшой вазе из Азайлы. Археологический музей Барселоны.
Нечто подобное можно наблюдать в человеческих фигурах из Кастельонес-де-Альоса в провинции Теруэль. Их стиль и дополнительные надписи можно отнести к лирийской «силуэтной» школе, однако динамические свойства скорее кельтские. Короче говоря, этот район отмечен слиянием конкретного средиземноморского менталитета и абстрактного кельтского стиля. Связи между этими двумя художественными традициями демонстрируют фрагменты из Каласейте в Нижнем Арагоне и Сидамунте и Сорбе (провинция Лерида).
КЕРАМИКА КАТАЛОНИИ.
Следует отличать местные имитации от ионическо-финикийского импорта. В Ампурьясе и Ульястрете предметы, исполненные в традициях эпохи ранней бронзы, и ионический импорт VI века до н. э. встречаются в нижних слоях. Иберийская керамика с рисунками охрой по розоватой глине, имитирующая ионические предметы, обнаружена в Кайле и Ансерюне в слоях до 450 года до н. э.
Рис. 53. «Охотник и его собака». Центральная часть расписного сосуда из Альосы. Археологический музей Теруэля.
Поселения северо-востока дают большое разнообразие форм иберийской керамики. Здесь встречаются округлые урны с полосками красной краски, овальные урны и самые многочисленные сосуды с разнообразным орнаментом (линии, полоски, полукруги, квадрированные круги, ромбы, извилистые линии и т. д.). Иногда белый полосатый фон тоже используется для украшения. К индицетскому типу можно также отнести предметы из средних слоев, относящихся к V и IV векам до н. э., с полосками красно-черного, серого и других оттенков, декорированные непрерывными линиями, точками (формирующими зигзаги), извилистыми линиями и спиралями, иногда сделанными белой краской.
Рис. 54. (слева) Охота на оленя: волк и хищные птицы. Основная тема росписи сосуда из Альосы. Археологический музей Теруэля.
Рис. 55. (справа) Фрагмент росписи калафа из Альосы. Археологический музей Теруэля.
Рис. 56. (слева) Фрагмент того же сосуда, что и на рис. 55.
Рис. 57. (справа) Фрагмент того же сосуда, что и на рис. 55.
Керамика Нижней Каталонии иная и датируется более поздним сроком. По надписи, найденной в Бурриаче и Сар-даньоле (провинция Барселона), выполненной иберийским алфавитом, мы можем датировать их флористику IV и III веками до н. э. Формы сосудов в основном похожи на большие чаши, расписанные листьями плюща, и напоминают предметы из Руби (провинция Барселона) и других каталонских поселений. Число этих предметов значительно увеличилось после римского нашествия. Возможно, это связано с тем, что они служили контейнерами для экспорта местных продуктов, таких, как мед, соленая рыба и т. д.
Рис. 58. Две небольшие чаши: а — из Кабрера-де-Матаро. Высота 45 мм, диаметр ободка 60 мм, диаметр основания 35 мм; б — с ромбовидной росписью из поселения Эльс-Кастельянс. Высота 75 мм, диаметр ободка 80 мм, диаметр основания 45 мм. Археологический музей Барселоны.
«Ваза из Касурро» из Ампурьяса совершенно уникальный предмет. На ней два преследующих оленей всадника в коротких юбках и с дротиками изображены в импрессионистском стиле. В композиции появляется новый элемент — ландшафт в форме натуралистично изображенного дерева. Из-за своей формы эта ваза может считаться прототипом целой серии предметов, которые встречаются в Эльче, Лирии и Каласейте, и может быть датирована V веком до н. э.
Глава 10. ТАРТЕССКО-ИБЕРИЙСКИЕ УКРАШЕНИЯ.
Признание местного стиля и методологии в искусстве обработки металла — последнее добавление к нашим знаниям иберийской археологии. Хотя большой процент моделей и форм доримских украшений выполнен в восточной традиции, их стиль исполнения, а также измененная технология производства несет на себе иберийский отпечаток. Похоже, можно утверждать, что тартесско-иберийские украшения представляют собой отдельную средиземноморскую разновидность, аналогично этрусскому искусству. Навыки ювелиров и металлургов юга впитали в себя как восточные, так и кельтские традиции, конечный синтез которых дал индивидуальный и чарующий стиль.
По традиции мы можем подразделить эту главу на три раздела, посвященных соответственно украшениям Тартесса, Андалузии и пограничного района Испанского Леванта. К первой категории относятся стили, демонстрирующие восточное влияние. Эти украшения появились в период с VI по V век до н. э. Производство андалузских (или турдетанских) украшений началось между V и IV веками до н. э. и продолжалось до римского периода. Об этом свидетельствует кельтский вклад в восточную традицию.
ТАРТЕССКИЕ УКРАШЕНИЯ.
Тартесский район дал самую большую и богатую серию находок на полуострове. Отсутствие внешних свидетельств вынуждает нас датировать эти предметы исключительно по классификации стилей.
Клад из Ла-Алиседы (провинция Касерес) содержит серьги, браслеты, ожерелья, небольшие цепочки, аппликации, кольца, печати и другие более важные предметы. Один из них — позолоченный пояс, на гранулированной основе которого красуются укротитель льва, грифон и пальметты. В них легко узнать их восточные и финикийские прототипы. Однако эти модели выполнены с использованием другой технологии. Некоторые пальметты аналогичны пальметтам на изделиях из слоновой кости Кармоны (которые в основном считаются местными произведениями), а также на рисунках из Галеры.
Рис. 59. Распространение украшений и металлообработки (VI–II века до н. э.), а также «брасерильо» и ойнохой.
Несмотря на свое отдаленно восточное происхождение, диадема отражает этрусское влияние и тартесские корни, так же как и серьги с восточным мотивом ястребов и пальметты, интерпретированные на западный манер. Браслеты и ожерелья содержат различные элементы, такие, как амулеты с капсулами, напоминающие предметы западного искусства с восточными тенденциями. Печать с изображением «древа жизни» между стоящими на задних лапах грифонами под пальметтами с египетским ястребом в качестве короны и с божествами по обе стороны вполне может считаться сирийским импортом, хотя похоже, что она более тесно связана с Кипром (600–475 годы до н. э.).
Различные бронзовые кувшины (ойнохои) (некоторые с оленьими головами) датируются VI веком до н. э., центром их производства считается либо Гадес, либо Тартесс. Эти кувшины вместе с бронзовыми «брасерильо» составляют «ритуальный набор», распространенный от Ла-Алиседы до Тивиссы, т. е. от Запада до Каталонии.
Рис. 60. Бронзовые «брасерильо» и кувшин из кургана в Ла-Канада- де-Руис-Санчес (Кармона, провинция Севилья).
Тартесская группа старше и датируется VI веком до н. э., в то время как группы Верхней Андалузии и Юго-Востока (Галера и Сигарралехо) относятся к IV веку до н. э. Позднее они стали известны кельтам Месеты, которые, в свою очередь, передали их иберам Испанского Леванта в период между IV и II веками до н. э.
Самая последняя сенсационная находка драгоценностей была сделана в Эль-Карамболо возле Севильи. Клад содержал 21 предмет из 24-каратного золота общим весом 2950 г. Каждый предмет состоит из двух пластин, спаянных по периметру, ровных внутри и покрытых углублениями и выпуклостями снаружи. Большая часть украшений припаяна к пластинам. Часть этих предметов орнаментирована розетками и полусферами, другая — чашечками, ободками и полусферами в углубленном центре.
В первую группу входят нагрудная пластина, два цилиндрических браслета и восемь прямоугольных пластин. Нагрудная пластина имеет форму растянутой шкуры быка с четырьмя трубчатыми окончаниями, через которые проходили шнурки подвески. Украшение состоит из рядов полусфер и штампованных розеток, помещенных в капсулы в границах впалых и выпуклых полос меньшего размера. Каждый браслет имеет две накладные цилиндрические пластины, украшенные на манер нагрудной пластины. Серия из восьми пластин (четыре, меньшего размера, украшены четырьмя рядами розеток, а четыре, большего размера, четырьмя рядами напоминающего розетки орнамента) также имеет отверстия для подвески.
Во вторую группу входят нагрудная пластина, восемь прямоугольных пластин и ожерелье. На нагрудной пластине имеются ряды полукругов, перемежающиеся с рядами плоских колец, расположенных по краю. Центральная вертикальная полоса состоит из полых полусфер, окруженных кругами и плоскими чашечками. Пластины украшены так же, как указанные выше предметы, однако украшения выполнены по методу чашечек или перехлестных дуг.
Ожерелье состоит из семи подвесных колец — печаток, окружности и печати которых украшены особым способом. Этот орнамент состоит из параллельных решеток, дисков и чашечек на экранах, закрывающих внутреннюю часть колец, а также из зон с треугольниками на стенках капсул. Овальные и плоские поверхности печати украшены флористскими мотивами, одни из которых напоминают восточный тип, а другие — стиль Арчены. На заднем плане полусферы расположены рядами.
Рис. 61. Золотая нагрудная пластина в форме растянутой шкуры быка. Часть клада из Карамболо, провинция Севилья. Ширина по диагонали 170 мм. Археологический музей Севильи.
Пластины носили соединенными вместе в виде короны, на манер финикийско-киприотских украшений. Предметы с плоскими полусферами имеют параллели в виде архаических подвесок Тессали, а в качестве их последователей можно назвать предметы из Сантьяго-де-ла-Эспада и круглые диски Дамы де Эльче.
Ожерелья можно сравнить с предметами из Алиседы, а также с украшениями из Этрурии и восточных центров начала VI века до н. э. Хотя розетки отражают восточную концепцию, их соединение с капсулами за пределами Иберии неизвестно. Чашечки в определенной степени напоминают украшения тронов из слоновой кости из Самоса и Нимруда, а также некоторых протокоринфских ваз, однако у них нет никаких параллелей в стиле украшений.
В этой коллекции украшений соединились мастерство и стиль, утонченность и варварство, сочетавшие в себе восточное и местное влияние. Предметы имеют высокое техническое качество, но демонстрируют недостаток воображения в декорировании. Они могут быть датированы началом VI века до н. э.
Рис. 62. Ожерелье с подвесными печатями из клада Карамболо. Общая длина цепочки 600 мм. Археологический музей Севильи.
Еще один клад был найден на ферме Эвора возле Санлукар-де-Баррамеды в провинции Кадис. В него входит диадема с гранулированной обработкой наподобие предметов из Алиседы и Хавея, восемь частей браслета, в определенной мере схожего с украшениями из Родоса и Тарроса, а также несколько ножен и бусин с аналогичным украшением (стилизованная человеческая фигура). Это прототипы поздних египетско-киприотских картушей, которые вдохновляли также и художников Алиседы. Пара серег с подвесками и часть ожерелья, украшенные розетками, цепочками, дисками и полумесяцами, относятся к той же традиции.
Рис. 63. Золотая подвеска-ожерелье с зернением, напоминающая по форме фигуру человека. Высота 26 мм. Из Кортихо-де- Эвора, провинция Кадис. Археологический музей Кадиса.
Такой тип ожерелья с капсулами найден в Ла-Kpyc-дель-Негро (провинция Севилья), а позднее на скульптуре Дамы де Эльче. В конечном итоге можно констатировать, что тартесские находки происходят из древнего восточного источника, что также прослеживается в фигурках из захоронений Танит-Деметры на Ивисе и Сицилии. Эти предметы могут быть связаны и с гипотетическими путешествиями родосцев.
Рис. 64. Золотая ушная подвеска из Кортихо-де-Эвора, провинция Кадис. Длина 24 мм, максимальная ширина 24 мм. Археологический музей Кадиса.
В Верхней Андалузии ярким примером работы тартесских умельцев может служить маленькая золотая головка льва из реки Хандулы (провинция Хаэн), которая может иметь параллели в украшениях Родоса VII века до н. э.
Активное распространение тартесских украшений и предметов металлообработки подтверждают находки украшений подобного типа в районе Месеты, примером которых может служить часть ремня с украшением в виде грифона из Санчорреха (провинция Авила), а также фигурка богини из Серро-дель-Берруэко (провинция Саламанка).
АНДАЛУЗСКИЕ УКРАШЕНИЯ V ВЕКА ДО Н. Э.
Похоже, что с V века до н. э. Верхняя Андалузия испытывает на себе влияние кельтов. Кельтское чернение и бугорчатый орнамент, особенно на брошках, пряжках ремней и фальчионах, вытесняются тартесскими моделями. Вместе с тем они переплетаются с ними и с восточными традициями в форме зернения и филиграни. Смешение этих стилей можно наблюдать в находках из небольших кладов. Эти предметы демонстрируют тартесское начало, кельтское влияние и греческие либо эллинские тенденции. Примером может служить клад из Абенхибре (провинция Кордова), чьи серебряные вазы с иберийскими отметками, выгравированными пальметтами и розетками, датированы периодом с IV века до н. э. То же самое можно сказать о скрытых запасах из Молино-де-Маррубьяль (Кордова), которые уже в возрасте нескольких столетий были захоронены в 104 году до н. э. Клад из Лос-Альмаденес-де-Пособланко (также в провинции Кордова) состоит из однородных предметов, самым интересным из которых является серебряная фибула, украшенная соединенными головами лошадей, ящерицами, собаками^ лошадьми и дикими кабанами, характерными для стиля кельтских украшений.
Клад из Могона (провинция Хаэн) наиболее богат во всех смыслах. Самые поздние из его монет, принадлежащие к периоду римского консулата 89 года до н. э., позволяют определить время, когда клад был зарыт. Основу его составляют серебряные крученые ожерелья, браслеты и другие ценные предметы. Самыми интересными являются пластинка с ножен кинжала, украшенная по краям фигурами животных, завитками, розетками и птицами, диадема и пряжка в форме утки, соединенной с полумесяцем и орнаментированной рядами кружков, треугольников, волнистых линий и листьев. Эта весьма разнообразная коллекция говорит о сильном эллинском влиянии, несмотря на тот факт, что некоторые из предметов, такие, как ожерелья, имеют тартесских и кельтских предшественников.
Скрытый запас ювелира был найден в Сантьяго-де-ла-Эспада. В нем хранились слитки, фрагменты ваз и плавильные тигли. Все это находилось в серебряной вазе кельтской формы, накрытой серебряной крышкой, украшенной выгравированной и позолоченной звездой. На вазе имелась иберийская надпись, аналогичная надписям Абенхибре. Помимо предметов кельтского характера, там находилось несколько серег в форме зернистых гроздьев и две фигурки двукрылых дам. Они относятся к тартесскому типу, а метод зернения и пайки напоминает технологию Эль-Карамболо. Фигурки укреплены на маленьком столбике, зернистость и метод обработки металла, розетки и ленты весьма оригинальны и напоминают росписи керамики Юго-Востока. Глобулы с крестами, украшенные зернью, представляют собой наиболее выдающееся техническое достижение ювелиров тартесского направления III века до н. э.
Находки в Хуан-Абаде (провинция Сьюдад-Реаль) и Сальваканьете (провинция Куэнка) продолжают череду кладов Месеты. Они являются прекрасной иллюстрацией смешения различных традиций в этих соприкасающихся регионах.
УКРАШЕНИЯ РЕГИОНА ИСПАНСКОГО ЛЕВАНТА — КАТАЛОНИИ.
Прибрежный район Средиземноморья предоставил нам некоторые предметы, отражающие мощное греческое влияние на иберийские модели и методы работы. К примеру, к ним можно отнести диадему из Хавеа, обработка которой навеяна керамикой Юго-Востока, а также браслеты и небольшие цепочки, цепь из Бастида-де-лес-Аль-кусес, серебряное ожерелье, фибулу и браслеты из Честе.
Коллекция серебряных ваз по своей форме связана с сосудами с юга, использовавшимися для пожертвований. К этому следует добавить серьги, украшенные купидонами или зернистыми пучками спиралей, что, несомненно, говорит о влиянии андалузской традиции.
Ожерелье из Ла-Вальета-дель-Валеросо (Серое, провинция Лерида) с кованой и выгравированной головой льва, в достаточно плохом исполнении, может быть датировано II веком до н. э., то есть конечным периодом, во время которого андалузские ювелиры имитировали эллинский стиль.
Возможно, что изделия из слоновой кости из Кармоны принадлежали местным ремесленникам, о чем свидетельствуют технические детали (такие, как гравировка рисунков), которые не похожи на восточные рельефы.
Таковы сложносплетения тарте. сско-иберийского ремесла, многие элементы которого постепенно исчезли во тьме столетий. В конечном итоге все закончилось разрушением этого древнего и мощного андалузскою центра, некогда славившегося высокими образцами и техническим совершенством своей материальной культуры.
ПРИЛОЖЕНИЕ.
Тексты до 500 года до н. э. содержат мифы о Тартессе и его легендарных царях. В ассирийских и библейских текстах имеются ссылки на Таршиш. Гесиод и Стесихор говорят о Гесперидах, океане, Герионе и острове Эритий. Цитируемый Стефаном из Византии Гекатей (500 год до н. э.) упоминает о различных народах и поселениях полуострова.
Наиболее интересным источником считается «Периплус» Авиена, написанная в древнеримские времена Ога Maritima, книга I, которая дошла до нас. В ней описано путешествие корабля из Тартесса в Массилию и используется «Периплус» Массилиота VI века до н. э., а также даны отчеты о состоянии океанского побережья между Тартессом и Остремнидой. Авиен использует ранний «Периплус», благодаря адаптации Эфора (IV век до н. э.) и компиляции Скимна (I век до н. э.). Многочисленные интерполяции делают критику текста довольно интересной, и в результате экспоненты Авиена разделяются на две группы. Первая придерживается мнения о том, что это произведение содержит источники VI века до н. э., а вторая считает, что самые ранние источники относятся к IV веку до н. э.
Имеются ссылки на Иберию, датированные IV веком до н. э. Они включают в себя «Периплус» Гимилькона примерно 500 года до н. э. (Плиний, Национальная история 2, 169), рассказы Ганнона о Геркулесовых столбах, повествование Пиндара о том, что столбы закрыты для кораблей, а также тексты Ахилоса, который рассказывает об Эриданосе и Гордоне на западе.
В середине V века до н. э. Геродот повествует о племенах, проживавших рядом с Геркулесовыми столбами. Он называет их иберами и подразделяет на кинетов, кельтов, тартессийцев, эльбисинцев, мастиенов и келькианов. Он также упоминает об иберийских наемниках в Великой Греции и Спарте, о путешествиях фокейцев в Тартесс, Колей Самосский, о людях северо-запада, об Эриданосе, о эспарто и металлах Иберии.
К периоду между 440-м и 380 годами до н. э. относятся заслуживающие доверия рассказы Антиохса из Сиракуз, который утверждает, что сиканы были аборигенами Сицилии. Гелланик с острова Лесбос, как и Фукидид, считает, что они пришли из Иберии. Геродор из Гераклеи перечисляет названия племен, проживавших у Геркулесовых столбов с запада (кинеты) до востока (мастиены). Аристофан, подобно Диодору, дискутирует по поводу иберийских наемников на Сицилии.
Эфор (405–340) использует ранние источники, а затем, цитируя его самого, Страбон, Стефан из Византии и Скимн выделяли тартессийцев из иберов, упоминали о существовании Эмпория, о прибытии кельтов в Гадес. Они говорят о наличии олова в реке Тартесс и оккупации южного побережья эфиопами. Сведения, проводимые Скилаком из Кариадны (примерно 340), описавшим Гадес и свое семидневное путешествие из Геркулесовых столбов в Эмпорий, имеют много общего с повествованием Эфора. По словам Скилака, иберы время от времени добирались до Роны.
Из-за блокады Геркулесовых столбов Пифей из Массилии примерно в 330 году до н. э. отправился по океану в направлении к Остремниде, обследовав таким образом природу Иберийского полуострова. Касаясь темы океана, Эратосфен использовал Пифея в качестве источника, однако его описаниям противоречат рассказы Артемидора и Полибия.
Тимей (334–250) собрал отчеты Эфора об Иберии и рассказы Пифея об океане и также сделал описание Балеарских островов и их обитателей.
После 200 года до н. э. мы хорошо информированы об Иберии, благодаря работам Полибия, Артемидора, Посидония, Асклепиада и Страбона. Полибий вместе с Сципи-ем присутствовал при разрушении Нуманции в 133 году до н. э. и путешествовал через полуостров. Он также пользовался описаниями римских генералов. Его работа представляет собой большой шаг в области этнографии, чего нельзя сказать о географической характеристике полуострова. Его отрывочные описания использовал Страбон, а также Аппиан, особенно когда писал о кельтиберийских и лузитанских войнах.
Артемидор (примерно 100 год до н. э.) посвятил свой труд изучению прибрежных регионов и обычаям их обитателей. О его книге, к сожалению потерянной, часто упоминали Страбон и Стефан из Византии. Артемидор рассказывает о местах проживания некоторых иберийских народов, отрицает существование Тартесса и упоминает о греческих центрах на Юго-Востоке. Его описания океанских течений у Гадеса интересны с географической точки зрения, а знания прибрежных святилищ также важны в этнографическом плане.
Посидоний (130—60 годы до н. э.) говорит о полуострове в своем введении к «Лузитаским и кельтиберийским войнам». Он проехал по всей Испании и изучил прибрежный регион между Массилией и Гадесом. Автор относил название Иберия к восточной части полуострова и, по всей видимости, был хорошо информирован относительно Турдетании. Посидоний пишет о воинах, их оружии, одежде, пище, их сражениях, собирает древние мифы о битвах иберов. Асклепий из Мирлеи, мастер риторики, продолжает дело Посидония и Артемидора, так же как и Страбон (65 год до н. э. — 20 год н. э.). Хотя последний и не обладает никакими личными сведениями относительно полуострова, он прекрасно использует ранние источники, а его географические сведения о Иберии в целом исключительно интересны.
Настенная карта, созданная по приказу Агриппы на портике дома его дочери (Випсании Поллы), повлияла на работы двух рассказчиков об Иберии — Помпония Мелы и Плиния Старшего. В учебнике Мелы и «Энциклопедии наук» Плиния можно найти много различных и интересных сведений об Иберии.
Столетием позже Птолемей в своей «Географии» перечисляет названия испанских местностей и описывает их географическое положение с математической точностью. Названия мест и административные племенные границы этой земли очень помогают в деле исследования, развития иберийской цивилизации ранних фаз. Работы Ливия также полезны, когда он использует надежные источники, однако временами он слишком увлекается довольно странными рассказами сомнительного толка.