Приключение на миллион.

· · ·

Туззи отпер двойные двери, ведущие в его каюту, и картинным жестом распахнул их.

— А вот это, — сказал он, — мое маленькое бедное гнездо.

Анна окинула взглядом просторную каюту, кровать под балдахином, зеркальный потолок, камин, обрамленный двумя гигантскими слоновьими бивнями, шелковые занавеси винно-красного цвета, золоченую мебель с перламутровой инкрустацией — типичная обстановка богатого борделя. На широком столе мореного дуба, совершенно не соответствуя духу комнаты, стоял закрытый алюминиевый кейс.

Анна сделала несколько шагов внутрь и остановилась около голой статуи, которая одной рукой обнимала свою грудь, а в другой держала лампу.

— Боже мой, Энцо, какая прелестная комната!

Он тяжело и меланхолично вздохнул.

— Да, но она такая одинокая. Я имею короткий pisolino[57] после обеда, а потом опять прихожу сюда вечером. И всегда я сплю со своими подушками, со своей памятью. Только с ними. Это трагично! — Он посмотрел на Анну таким взглядом, как будто собирался разрыдаться, и взял ее за руку. — О нет, жизнь прожить — это не плевать в колодец. Это тяжело.

Она сочувственно погладила его по руке, потом как бы невзначай бросила взгляд на часы.

— Ах, Энцо, смотрите, как поздно! Мне пора переодеться к ужину.

— Si, si. Я вас провожу. — Он обнял ее за талию и повел к двери, и Анна почувствовала, что его пальцы скользнули по ее спине, потом опустились на десять сантиметров ниже и задержались там, легонько поглаживая ее ягодицы. В коридоре Анна постаралась идти рядом и всю дорогу болтала, не давая ему рта раскрыть. Перед ее каютой они наконец расстались после очередного тура целования рук, прижиманий и пожиманий. Оказавшись наконец в своей каюте одна, Анна села на постель, чувствуя себя совершенно «заглаженной».

Она услышала легкий стук в дверь. Нет, только не это, подумала она, закатив глаза, он уже вернулся за следующей порцией.

— Энцо, не сейчас, я собираюсь принять душ.

— Анна, это Беннетт. Ты можешь выйти? Нам надо поговорить.

Они нашли пустой участок палубы и свесились за перила, глядя на пенящуюся волну, бегущую рядом с яхтой. Беннетт заговорил первым, дав Анне полный отчет о том, как прошли переговоры, и о деталях будущего аукциона. Он уже полностью пришел в себя, успокоился и думал о возвращении на твердую землю. А люди По пусть позаботятся об остальном.

— Ну а ты как провела это время? Туззи хорошо себя вел? Я видел, как он скреб лапами землю.

— К сожалению, он любит лапать вовсе не землю. Причем такой шустрый! Мне показалось, что у него как минимум две пары рук… Но зато я нашла кейс. Он находится у него в каюте.

Брови Беннетта поползли вверх так интенсивно, что чуть не достигли линии волос.

— Что? Ты была у него в каюте? Анна, а ты не… я имею в виду?..

— Что ты имеешь в виду? Да, я его видела. Он стоит на столе, рядом с пресс-папье в виде Венеры Милосской.

— Ну так пусть он там и остается, — твердо заявил Беннетт. — Послушай, все очень просто. Все, что нам нужно, — это продержаться до завтра и проиграть на аукционе. И больше ничего, понятно? Никаких геройских поступков. Ты уже не в армии, детка, ты не забыла об этом? И к тому же тебе совершенно незачем играть в кувыркалки с этим престарелым толстяком. Клеб мне о нем все рассказал. Это же просто Казанова какой-то!

— Да нет, в основном он играет на публику. Он один из этих итальянских парней, которые принципиально не носят нижнее белье.

— То есть как не носит? — сказал Беннетт упавшим голосом. — Откуда ты знаешь?

— Это видно невооруженным глазом. По крайней мере девушкам. — Она усмехнулась, глядя на шокированное выражение его лица. — Беннетт, расслабься. Ты весь перекосился, а от этого на лбу появляются морщины. Перестань все время волноваться. И, кстати, иди уже, мне давно пора переодеться. Да не жди меня, я приду попозже.