Дитя чёрного солнца.

Глава 1. Дитя черного солнца.

Я был рожден из заднего отверстия своей матери. Вы должны позволить мне абсолютную свободу. Куда мне идти?

Я не знаю, откуда пришел. Я не знаю, почему был рожден. Когда я впервые открыл глаза, я плавал в желудке у матери. Не в теплых околоплодных водах, а в едком желудочном соке. Мои братья и сестры растворились один за другим. Вялые, но пугающие складки желудочных стенок постоянно шевелились. Мне было страшно. Я думал, что растворюсь, как и они. Это было первое чувство в моей жизни. И это было единственное доступное мне чувство до тех пор, пока я не родился. Я вживил себя в стенку желудка и покрылся слизистой оболочкой. Она стала моей кожей и защитила меня. Я в страхе ждал, когда же придет мое время. А потом пришло время моего рождения. И меня исторгли из заднего прохода. Вот так я и был рожден. Черное солнце открылось моему затуманенному взору. Оно светило прямо на меня. Черное солнце было моей матерью и моим Богом, покрытым кровью и экскрементами. Это был Бог возмездия. Так начинается моя история. Я дитя крови и экскрементов. И тогда я встал на ноги и начал свою жизнь. Что бы отомстить всему миру.

Глава 2.  Детство.

В то время на земле, где я родился существовал обычай. Если младенец начинал ходить до своего первого дня рождения, к его спине привязывали огромный шар из клейкого риса, и младенец постоянно падал. Так он не мог покинуть родителей раньше времени. Я научился стоять в десять месяцев. Как и ожидалось, вокруг меня собрались мои родители, дедушки и бабушки и привязали к моей спине большой шар из клейкого риса. Но я не упал. Но кто то толкнул меня в плечо и я упал на спину. А они все смотрели на меня сверху и смеялись. Я не заплакал. Они стояли, продолжая смотреть на меня сверху вниз. Я лежал совсем как мертвый.

Я думаю, это был первый в моей жизни поход к парикмахеру. До двух лет меня воспитывали как девочку  и ни разу не подстригали.  Мы с матерью сидели в зоне ожидания. Я помню, что смотрел в книгу и когда я поднял глаза. Парикмахерские кресла превратились в нечто похожее на плахи. Один за другим, мальчики взбирались на эти плахи и таяли, превращаясь в ничто. Это мне что то напомнило. Я посмотрел на свою мать, но на ее месте сидела старая ведьма. Ведьма сказала:"Это все твои братья". Среди ее слов я разобрал:"Ты единственный выживший среди бесчисленного множества умерших детей".

Я привык играть со своими фекалиями. Родители не смогли приучить меня к горшку. Я испражнялся где хотел и мазал этим стены. Едкий запах порождал во мне состояние, близкое к экстазу. Иногда я даже их ел. Будучи не в состоянии это выносить, мои родители пошли за консультацией к доктору. По его совету, они дали мне глину как заменитель. Все получилось, как и сказал доктор и я стал жадно играть с глиной. Одержимость фекалиями прошла и вместо этого мной овладела потребность лепить глиняных человечков. Вскоре моя комната заполнилась глиняными человечками. Однажды я взял глиняных человечков и разбил их всех до последнего. Таково было мое первое злодеяние.

Наш кот был умерщвлен. Этот кот любил меня, а я любил его. Я плакал целый день. Взрослые пытались утешить меня. Они даже не подозревали, что убийцей был я. И когда даже я сам был не в состоянии поверить в то, что убил кота, я перестал плакать. Это было за год до того,  как я пошел в начальную школу.

Глава 3.  Первая любовь.

Это случилось, когда я пошел в начальную школу. Родители определили меня в группу, где были эмоционально не стабильные дети, а так же дети с проблемами развития умственно отсталые. Должно быть они чувствовали, что со мной что-то не так. Но это оказалось простой потерей времени. К тому времени я уже отверг для себя такие вещи, как "эмоции" и "личности", посчитав их ненужными. И уж конечно я не был умственно отсталым.

Я ходил в ту группу каждое воскресенье. Я не имел представления, как общаться с этими детьми. Большинство из них пускало слюни. некоторые ковырялись в носу и ели козявки. Всеми силами я старался избегать их прикосновений. Я думаю, это была самая естественная реакция, но меня отметили как "неспособного к общению" и повесили ярлык аутиста. Я не хотел, что бы меня отправили в больницу или подобное место, поэтому я пытался построить взаимоотношения со взрослыми. Я принимал участие в их идиотских играх.

Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп, подбородок. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп, наши щечки. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп и наш носик. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп, ручки подняли. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп, ручки опустили.

Просто нелепо.

И только одна вещь помогала мне выносить это жалкое времяпрепровождение. Это девушка. Она была волонтером, скорее всего, студенткой колледжа. но она выглядела гораздо моложе. Заметив, что я не люблю играть с другими детьми, она всегда играла со мной. Мне нравилось с ней обниматься. Я не понимал слово "развлечение", но думаю, что это должно было быть "приятным". Только ради нее и желания угодить родителям я выносил это еженедельное унижение.

Однажды, я как обычно, наблюдал за детьми, и вдруг заметил, что ее нигде не было. Я искал, искал, я обыскал все и даже зашел в лес. В чаще леса стояла маленькая сторожка. Я услышал крик. Я заглянул в окно. Тогда я еще не понял, чему стал свидетелем. Ее лицо распухло, а из носа текла кровь.Потом я посмотрел на ее грязные извращенные гениталии. мной овладело неизведанное ранее чувство. Это был мой первый сексуальный опыт. И он оказал ключевое влияние на все мои последующие половые контакты.

Глава 4.  Жертва.

.

Я учился в средней школе. К удивлению и удовольствию моих родителей, их ребенок, которого однажды признали аутистом, прекрасно чувствовал себя в государственной школе. Для меня это место было тюрьмой, наполненной обезьянами и свиньями. Я понял, что являюсь чужим в этом месте.

Чтобы ориентироваться в обществе, необходимы определенные навыки. Один из них-умение не выделяться. Но просто сидеть тихо недостаточно. В действительности, это может иметь противоположный эффект. Суть в том, чтобы быть середнячком. Быть веселым как все, быть умным, как все, быть глупым как все, быть послушным, как все.

Я проводил дни, нацепив на лицо робкую трусливую улыбку. Я оттачивал эти навыки для того, чтобы дистанцировать себя от этого общества. Для меня это было настолько неважно, что я безболезненно играл роль такого же, как все.

Несмотря на то, что они были детьми... или, возможно, ПОТОМУ, что они были детьми, они были не очень избирательны в выборе своих жертв. Малейшего отличия было достаточно для того, чтобы привлечь их внимание. Мои одноклассники выбрали для мучений одну девочку. Они схватили ее, прижали ее кисть руки к парте, достали иголки.

"Если ты издашь малейший звук, получишь еще одну. А если заплачешь-две". Они засовывали иглы ей под ногти пальцев на руке, а та только ойкала, сдерживая крики.

"Отлично, еще одна. Скажи "Спасибо".

"Спасибо".

Для этого не существовало определенной причины. Просто у этой девочки не хватило навыков, чтобы ориентироваться в детском социуме. Однажды на обед кто-то принес видеокамеру. На записи было видно, как ее тащат в туалет. Другие девочки окружили ее и заставили испражниться. Потом они сказали ей это съесть. И она молча подчинилась. Все дети либо возбудились, как мартышки, либо им было плевать, как свиньям. Эти двуличные отродья однажды станут взрослыми. Они станут порядочными гражданами.

В тот день я остался после уроков, чтобы помочь учителю с мелкими поручениями. Когда я вернулся в класс, эта девочка продолжала сидеть за партой, уставившись в никуда. Она намочила свои трусы. Ее страх был таким огромным, что его не могла бы выразить ни одна гримаса. Вместо этого, ее лицо не выражало ничего. Почему она не попыталась убежать? Ведь хуже этого не было ничего.

Она была мне любопытна. Как и весь класс, я видел в ней только жертву. Я подошел к ней.

"Помочь тебе?". Она посмотрела на меня. "Хочешь, я убью их для тебя?".

Глава 5.  Первое убийство.

Первое тело было найдено на улице за спортивным залом. Она лежало так, чтобы ученики обнаружили его раньше учителей. Так и случилось. Дети собрались вокруг него. Никто не шумел. Все стояли молча, словно принимали участие в какой-то торжественной церемонии. Всеми овладел страх. Потом вышли взрослые и отправили всех детей в здание. Кто-то вызвал полицию. На некоторое время школу закрыли. Конечно, об этом говорили по телевизору и писали в газетах. Я делал вид, что мне все равно. Нет... Мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО было все равно.

Следующее убийство случилось в соседнем парке спустя день после возобновления занятий. Распоротое брюхо у девочки, тело с кишками во рту висело на брусьях. Создалось впечатление, что кто-то бросил вызов школе. По всей школе установили видеокамеры. Это было все, на что оказались способны жалкие взрослые.

А потом случилось третье убийство. Связанный мальчик, лежавший в туалете с бутылкой отбеливателя в животе. Общество решило, что это было дело рук маньяка-убийцы. В подробных отчетах никто даже не упомянул тот факт, что над жертвой жестоко анально надругались. Это было нелепо. Даже в такое время секс оставался табуированной темой для детей.

Таким образом, нас дистаницировали от этих преступлений. В детях всегда видели жертв. Это было частью моего плана и давало мне чувство полной безнаказанности. Но почему-то я чувствовал себя попавшим в ловушку собственного нигилизма.

Однажды, я гулял вдоль берега реки и почувствовал чье-то присутствие, а когда обернулся, увидел эту девочку. С того дня мы не разговаривали. Я остановился. Она поравнялась со мной и тоже остановилась.

"Остановись, пожалуйста".

"Почему?".

"Ты убил человека, который не имел к этому отношения".

"Там не было таких, кто не имел бы к этому отношения".

"Тебя поймают".

"Не поймают. Я уверен".

"Как ты можешь быть уверен?".

"Потому что эта история меня не касается".

"А если я расскажу?".

"Ты не расскажешь. Я уверен".

"Ты прав".

Она посмотрела на меня. Затем она улыбнулась и убежала. Это был первый раз, когда я видел ее улыбку. Вскоре ее нашли повешенной, а рядом сидела ее собачка.

Глава 6.  Мальчики.

Нашим убежищем стал заброшенный завод за городом. Мне было четырнадцать. Вокруг меня крутилось двенадцать мальчиков, учившихся в пятых и шестых классах. Я не знаю что тянуло их ко мне. С того "инцидента" прошло несколько лет, и о нем уже никто не говорил. Как будто весь город решил стереть его из коллективной памяти. Конечно, эти дети ни о чем не знали, но они определенно что-то чувствовали. То, что притягивает детей неосознанно. И этим чем-то было смерть.

Я не любил общаться с ровесниками. Хотя я и был подростком, но совершенно не интересовался девочками. Я чувствовал только отвращение, глядя на их уродливо выделяющиеся груди. Я получал удовольствие, в течение часа-другого после уроков наблюдая за играми этих детей. Часто они играли в ковбоев и индейцев. Я разделял их на две группы по шесть человек, называл их "ковбоями" и "индейцами", и заставлял убивать друг друга. Конечно же, я был главой ковбоев. Наши игры всегда следовали реальной истории, поэтому все индейцы в конце погибали. Они бегали голыми, а потом их убивали и снимали скальпы. С горой скальпов под ногами я чувствовал что-то типа экстаза. Это была компенсация убийственных позывов, которые росли во мне после того "инцидента". Я понимал это уже тогда. Когда игра заканчивалась, мы раздевались догола и ласкали друг друга. Это были всего лишь невинные прикосновения, но все определенно чувствовали сексуальное возбуждение. Какое то время мне этого хватало. Они любили меня, а я просто не мог решиться сделать что-либо, что вызовет у них боль или чувство страха.

Однажды они привели ко мне нового мальчика.

"Мы нашли его на станции. Он сказал, что голоден и хочет стать нашим другом". Мальчик был грязный, но очень красивый. Его стройное тело еще не приобрело мужские очертания.

"Он сказал что убежал из дома. Прошла уже неделя, но родители совсем не ищут его. Они ему не разу даже не позвонили". Я спросил его: "Ты голоден?" Он молча кивнул. Я кинул к его ногам булку. Он опустился на землю и поднял ее. Я спросил: "Твои родители оставили тебя?". Тишина. "Они оставили тебя?". Он не ответил. Просто продолжал есть.

Глава 7.  Святое причастие.

Честно говоря, я отчетливо понимал, чем был для него этот момент. Он совершенно потерял волю к сопротивлению. Все правильно. Прими меня. Хороший мальчик. Я буду единственным, кто принимает решение.

Я достал нож, и всадил его ему прямо в спину. Еще. Еще. И еще. Брызги крови попадали на мое лицо. Я был весь в крови. Так красиво. Все мальчики молча смотрели. Это был настоящий религиозный обряд. Я срезал куски плоти с его спины и бросал их мальчикам под ноги.  "Ешьте. Сие есть хлеб наш". С лицами, мокрыми от слез, они жадно поглощали кровь. Что-то рождалось из этого месива крови, дерьма, семени и плоти.

Мы расчленили его тело и закопали в лесу. Мальчики молча копали. Я чувствовал, как что-то выкристаллизовывается во мне. Это было осознание моего предназначения. Я понял силу своего влияния и желал использовать его.

Глава 8.  Дорога к свободе.

Время шло, и вскоре я достиг возраста, когда стал больше и больше походить на взрослого. Тела мальчиков тоже менялись. Они находились в самом прекрасном возрасте. После того дня наши отношения резко изменились. Во-первых, сексуальные контакты стали более откровенными. Они приняли меня. И я принял их. Кроме того, нас больше не удовлетворяла простая игра в убийство. И поэтому...

Сначала мы стали нападать на бомжей. Это оказалось на удивление легко. Мне нравилось, как глаза мальчиков в полумраке светились жаждой крови. Осторожно меняя места, время и способы убийств, мы убили несколько бродяг. Как я и предполагал, полиция практически не расследовала эти дела. Они провели поверхностное расследование и пришли к выводу, что это были разборки между бомжами. Общество тоже не выказывало признаков интереса. Те же самые люди, что подняли столько шума из-за парочки мертвых детей, совершенно не обратили бы внимания, даже если бы все бомжи вдруг погибли. Я ненавидел уродство этого общества. Потом мы стали нападать на случайных прохожих. Это тоже было на удивление легко. Вот как мы делали это. Находили одного прохожего. Как правило, служащего или домохозяйку. Втыкали нож прямо в сердце, чтобы избежать сопротивления. Помните, что сердце находится не совсем слева , как это часто говорят, а ближе к центру, прямо над солнечным сплетением, и воткните нож. Потом мы шли дальше, как будто ничего не случилось. Вот и все. Прошел целый час, прежде чем какая-то шумная женщина заметила труп и устроила сцену. Большинство людей не хотело иметь ничего общего с человеком, упавшим посреди улицы. Для них он был лишь помехой на дороге. Никого из нас не поймали. Полиция была бессильна перед лицом этих немотивированных и несвязанных между собой убийств. Мальчики были довольны этими волнующими играми. Но я чувствовал, что чего-то не хватает. И точно знал, чего именно. "Свободы и ясности." Я был необычным убийцей. Я приказал убить своих родителей не потому, что имел что-то против них. Я просто хотел абсолютной свободы. Я приказывал мальчикам сделать это. Не то чтобы я колебался убить собственных родителей, просто у этого убийства тоже не должно было быть ни смысла ни связей.  Я четко придерживался этого правила. Когда я пришел домой, все здание горело. Почему-то слезы потекли по моим щекам. А потом я увидел это. В пламени я увидел очертания толпы из своего будущего. Пламя свирепствовало еще около двух часов, затронув и стены соседних домов. Это был мой семнадцатый день рождения.

Глава 9.  Камень преткновения.

После смерти родителей мне достались наследство и большая страховка. Для жизни этого было более чем достаточно. Поэтому у меня не было необходимости заниматься таким бессмысленным и бесполезным делом, как работа. Я был благодарен родителям за это. Но почему-то я чувствовал себя в тупике. Я хотел перейти на следующий уровень после убийства своих родителей, но он оказался таким далеким. Занятие политикой или религией я был уверен, что мне придется замарать руки. Обе альтернативы были для меня одинаково скучны. Я не знал, куда двигаться дальше.

"Что случилось?".

"Ничего, просто...".

"Просто что?".

"Я просто мечтал, чтобы человечество вдруг исчезло".

"Да".

Однажды он подошел ко мне. Его прекрасное лицо было белым, как мел, а все тело тряслось от страха.

"Ты хочешь покинуть нас? Почему?".

"Есть одна девочка, которая мне нравится...".

"Разве с девочками интересно? Ты находишь их интересными" Он молча кивнул.

"Хорошо. Можешь идти. А если ты когда-нибудь захочешь вернуться, я приму тебя с распростертыми объятиями."  И он практически убежал.

"Ты уверен?".

"Да, уверен." ... "Мы не преследуем тех, кто хочет от нас уйти."...

"Мы просто стираем все то, что им дорого... ".

Глава 10.  Иуда.

Я был глупцом. Я нарушил собственное правило. "Убийства должны быть не связаны между собой, не иметь ни причин, ни целей". Я знал, что сделало меня таким глупцом. С рождения я знал только одно чувство, окутывающее меня, как оболочка. Такое неизменное, что я даже не осознала его. Страх. Я чувствовал, будто лишился части тела. И в открытую рану хлынул "мир". Тот "мир", который я больше всего ненавидел и которого боялся. Раньше я чувствовал себя в безопасности под этой оболочкой из страха. Но теперь она стала невыносимой. Я чувствовал себя жертвой насилия. Не он предал меня,  не я предал его. Это всего лишь мой разум. Было уже слишком поздно. Я оказался в тупике. Я наказал девушку. Почему я не убил его? Почему понадеялся, что он вернется ко мне? И он вернулся. Ради мести. Он встал передо мной. А потом опустился на колени.

"Прости меня!". "Прости меня!". "Прости меня!". "Прости меня!". Я склонился перед ним,но в тот же момент получил ножом в ногу. "Первый раз". "Второй". "Третий". Я упал и так не смог подняться, а только наблюдал за тем, что будет дальше.

Глава 11.  Правосудие.

"Что же на делать?".  "Что же на делать?".  "Что же на делать?".  "Что же на делать?".

Убить его. Убить его. Убить его. Убить его.

"Передадим его заслуженной смерти.".

Что же нам делать? Что же нам делать? Что же нам делать? Что же нам делать?

"Давайте скормим его свиньям".

Человечество наверное, должно возрадоваться, что моя жизнь закончилась таким образом. Но вы не должны предаваться беспечности. Однажды я обязательно вернусь в этот мир.

Конец.

Алекс Гроу.